Светлый фон

– Уху… А говорили – хуже некуда…

И эта реплика прозвучала ясно в молчании, вдруг поглотившем зал. Потому что пепельные элементали тоже поняли. Более того, поняла, кажется, вся Этерна.

поняли.

Сердца. Больше. Нет.

Все кончено.

Своды пещеры затряслись. Алые трещины – источники потустороннего света – застонали и завибрировали, раскрываясь шире; от воды поднялся багровый туман. В арках показались чудовища – дотоле спавшие жители соседних залов.

Без обид, но отныне вы враги для всех нас, ребята.

Без обид, но отныне вы враги для всех нас, ребята.

Теперь им точно не выжить.

Столько ярости не остановить никому: ни Моргану, вообще непонятно как держащемуся на ногах после долгого плена, ни Стэну, мирскому совушке-человеку, ни даже вечному оптимисту Берти.

Тик-так.

Тик-так.

У вас осталась пара вдохов, не правда ли, великое богатство?

У вас осталась пара вдохов, не правда ли, великое богатство?

Голден-Халла вздохнул и приобнял Ладиславу Найт.

– Ну… – пробормотал он. – Бывает.

И, положив ладонь девушке на затылок («Ого, уже обе шишки зажили?»), притянул ее к себе, чтобы Найт не увидела, что случится вокруг. Как именно все закончится.

(«Ого, уже обе шишки зажили?»),

И Лади, закрыв глаза и вдохнув жмыховы апельсины – эту вечную ауру Голден-Халлы, – вдруг поняла, как сильно она устала.

Найт разжала ладонь, позволив «мечу» упасть, и мимоходом удивилась, что во второй руке пусто – остатки сердца куда-то делись. Как растворились.