— Спасибо, — вырвалось у нее, когда двери временного пристанища разошлись перед нею сами собой, будто лепестки сердечного клапана. Корабельный дрон слегка снизился и пролетел внутрь, удерживая ее багаж своим полем.
Нопри оглянулся через плечо в непроглядный сумрак.
— У вас тут симпатично. Можно я останусь?
— К сожалению, нельзя, — вежливо ответила она.
— Да мне секс не нужен. Мне компания нужна.
— Нет. Но я благодарна вам за эту просьбу.
— Ну что ж, — он слегка поклонился, — может, когда-нибудь и возьмитесь за ум.
Она некоторое время смотрела, как человек и маленький колесный дрон медленно бредут во тьму, потом повернулась и обследовала взглядом свои аппартаменты. Ей подумалось, что, наверное, двери когда-то были окном у самого потолка — они поворачивались по горизонтальной оси, а собственно дверь оказалась довольно тонкой и узкой перегородкой посредине трехметрового проема. Она наклонилась и пролезла внутрь. Створки вернулись в первоначальное положение.
Убранство каюты показалось ей замысловатым, вполне отвечавшим стилистически обилию уровней, закутков, поворотов, где она рисковала заплутать среди теней. Несомненно, в ту пору, когда здешний пол был потолком, все эти конструкции имели какое-то иное, более осмысленное назначение.
Корабельный дрон повис перед нею и доложил, что в каюте обнаружена кровать с жидкостной амортизирующей прослойкой, где вполне может разместиться существо панчеловеческого метавида, и что он продолжает поиски санузла.
— Вы солдат? — спросила доктор.
Глаза Ватуэйля округлились в притворном изумлении.
— Да, пожалуй. Солдат, офицер флота, пехотинец, техник летательного аппарата, подводник, космофлотец, солдат вакуумной пехоты, бестелый интеллект в хитрой машине для убийства, кусок программного кода — все вышеперечисленное. Для вас это новость? Есть, знаете ли, такая хрень, как Военная Конвенция, док, и в соответствии с ней меня нельзя пытать или безнаказанно влезать в мою личность. И пусть вы заполучили мой код и все, что в него напихано, однако лазить в моем сознании и гонять его по симуляторам вам возбраняется — уж для пыток и наказаний так точно.
— Вы чувствуете себя наказанным за что-то?
— Зависит от того, как долго все это будет продолжаться, — пожал он плечами.
— И как долго это продлится, по вашему мнению?
— Не знаю. Я тут ничем не распоряжаюсь.
— А кто распоряжается, как вы думаете?