В принципе, во время отключения света можно было слушать радио от батареек, но до Угаровского района доходило только три программы: радио России, «Маяк» и «Юность». При этом радио России опустилось до полной антисоветчины, перемежаемой рекламой сомнительных лекарственных препаратов, «Маяк» превратился в какой-то междусобойчик бездарных комментаторов, а «Юность» почти всё время своего эфира транслировала совершенно дубовое техно. Поэтому слушать вышеупомянутые радиопрограммы в полной темноте было ещё хуже, чем штопать носки или пытаться читать «Замок» Кафки при свечах.

 Когда свет включали и Сакуров удирал из «пьянствующей» избы домой, он включал ящик, чтобы посмотреть, как там в остальной стране. И ничего хорошего не видел. Став спокойнее относиться к показу на экране всякого дерьма из жизни страны, Константин Матвеевич не перестал сопереживать происходящему. Однако теперь он уже не кипятился, не надрывал нервы и не ощущал в себе желания зарезать какого-нибудь теледеятеля или его спонсора, какого-нибудь Абрамовича, Чубайса или Гаврилу Попова. Но, слушая всякую краснобайствующую сволочь вроде Попова или господина Смоленского (147), бывший морской штурман с лёгкой иронией думал о том, что виноваты в дерьмовых метаморфозах не сволочи, а дураки, каковые дураки одни были бескорыстные, а другие – корыстные. Первые голосовали за Попова, как за надёжу охреневших от беззаботной мирной жизни интеллигентов, вторые прикидывали разбогатеть с помощью заведомо жуликоватой нечисти вроде Смоленского, Мавроди или госпожи Соловьёвой.

 «А ведь по рожам было видно – что мазурики, - тихо радовался собственной проницательности Сакуров, сидя в тёплой избе напротив ящика и наблюдая за демонстрацией обманутых вкладчиков, требующих вернуть свободу Мавроди, который их всех недавно вот как кинул. – И прецеденты уже случались. Так нет: насмотрелись рекламы про разбогатевшего экскаваторщика и – ну последние бабки вкладывать в этого проходимца…»

 За демонстрацией обманутых вкладчиков следовали обманутые «квартиранты» и выселяемые из обжитых подмосковных деревень глупые соотечественники. «Квартиранты» собирались меньшими толпами, чем вкладчики. Они, в отличие от «друзей» Мавроди, не шумели за свободу своих «благодетелей», потому что в большинстве случаев даже не знали их реквизитов, но требовали вернуть им вложенные в будущие квартиры деньги. Глупые соотечественники из подмосковных деревень митинговали группами по пять человек, желая привлечь внимание общественности к своему желанию разбогатеть на земельном буме. Но милиция легко разгоняла такие, как правило, смешные несанкционированные демонстрации, и подмосковные деревни сносились, а строительные бизнесмены продолжали надувать своих клиентов.