— Нет, мужики, давайте, все эти ваши штучки без меня.

— Вот видишь, — сказал я, — некуда нам это девать, Слав, некуда.

Слав прижал ладони к вискам и закрыл глаза.

— Хоть на диск закатать да спрятать, — сказал он.

— Закатай, — согласился я, — может быть, это и выход. Закатай, а я попробую перевезти.

Слав кивнул и резко — как он любит это делать — поднялся и ушёл.

Я посмотрел на стакан остывшего чая и тарелку с сосисками. Есть не хотелось.

— Ну что, — предложил Лёва, — выпьем за всеобщее Объединение, новые горизонты интеграции и сверкающие звёзды?

— Угу, — сказал я. — Именно так. Только против.

После работы я пошёл к Кире.

Имею обыкновение иногда к ней заглядывать. Мой рабочий день укороченный, и с Лёнечкой мы не пересекаемся. Он ведь допоздна на своём ответственном посту.

Кира каждый раз, увидев меня, разводит руками и говорит про лета-зимы. Мы целомудренно чмокаем друг друга в щёчку и идём пить чай. Обсуждаемых тем три: что нового, искусство и политика. Именно в такой последовательности.

Вот проговариваю это всё, и получается, что наши встречи — протокольное шарканье ножкой. А ведь на самом деле они мне кажутся очень даже непринуждёнными. И небезынтересными для высоких разговаривающих сторон.

С другой стороны, иногда я думаю, что есть что-то ущербное в самой идее подобного общения с любимой девушкой. Как есть что-то ущербное и в однонаправленной любви. Тут ты неравнодушен не столько к предмету «нежной страсти», сколько к своей рефлексии по поводу неразделённости чувств. Возможно даже, что это разновидность мазохизма. Ибо я убеждён, неразделённая любовь — индивидуальный феномен личности, её осознанная позиция…

Мы сидим за маленьким круглым столом. По-моему, ему лет пятьдесят, как и электрическому самовару, в котором долго закипает вода. Как там у классика: «И самовар у нас электрический, и сами мы довольно неискренние»… А всё-таки есть что-то в этом самоваре, и в столе есть. Наверное, потому, что псевдорусский стиль лучше псевдореального.

— Через двадцать лет мы уже будем жить после Объединения, — сказала Кира и, зажмурившись, улыбнулась.

— А ты уверена, что после Объединения мы вообще будем жить? — спросил я, размешивая в чашке несуществующий сахар.

— Ты просто злишься, Лани.