Погоду действительно можно было назвать благоприятной.

Люди казались весьма довольными собой, друг другом и, возможно, даже мной. Нелюди пока не казались никак.

Я шёл по мощённому именными камнями тротуару и ел мороженое.

Почти каждое утро я прохожу здесь и размышляю над тем, за что же я люблю Киру. Выводы бывают самыми разными. К примеру, вчера мне казалось, будто дело в её космическом оптимизме, а дней пять назад — что в слегка раскосых серых глазах. Иногда я думаю, что люблю её просто так, а иногда вообще не думаю ничего.

Тем более что всё это — пурга. Глаза у Киры на самом деле карие, оптимизм — в рамках, а любить просто так нельзя…

Мимо вереницей протопали Новые граждане. Да… и некоторым ещё не нравятся панки…

— Сударь, вы нацист? — строго спросили меня откуда-то с северо-западного направления.

Я чуть замедлил шаг и повернул голову в сторону говорившего. Похож на мента. Форма камуфляжно-асфальтовая, глаза глупые. Изо всех сил стережёт родину и не высыпается.

— Если у вас нет нацистского удостоверения, то придётся уплатить штраф, — сказал мент. — Так смотреть на Новых граждан не разрешается.

— А как я на них смотрел?

— Грубить будете, сударь?

— Буду.

— Пройдёмте.

— Пройдёмте.

Я взглянул на часы — времени вагон. Можно и прогуляться. В самом деле, не платить же этому козлу деньги, которые он вымогает.

Кстати, он не мент. Шевроны другие.

— Сударь, — обратился я к своему провожатому, — а к каким силам правопорядка вы принадлежите?

— К охране посольства.

Надо же, подумал я, козлов уже берут охранять посольства. А может, и не подумал, может, сказал. Не знаю.