Кто победит в этой битве, Прокла совершенно не интересовало – свою задачу он выполнил – араэлиты и защитники дворца Ортега перемешались в единую кровавую массу, азартно убивающую друг друга. Ему было нужно, чтобы защитники дворца выбрались наружу и вступили в непосредственное боевое соприкосновение с араэлитами и он сделал это. Мятежники нашли друг друга – вокруг дворца мятежного Епископа Ортега образовался плотный вал из мятежников двух разных сортов.

Ну что ж… мавр сделал свое дело – мавр может уходить. Прокл вытащил связной артефакт и связался с Рейхстратегом. Он произнес одно слово и сразу же отключился, одновременно активируя «Хамелеонью накидку», после чего опрометью бросился прочь от дворца. Его исчезновения никто не заметил. Все – и соратники, и противники с хеканьем, азартом и вдохновением резали друг друга, им было не до него.

* * *

«Пора!» – прозвучало в голове Кирсана. Он ждал этого момента, и не мешкая ни мгновения, принялся за дело. Со стороны, если бы паче чаянья кто-либо посторонний смог оказаться в заклинательном зале, это выглядело так: Рейхстратег стремительно, будто напуганный кот, сорвался со своего кресла, мгновенно добрался до границы, очерченной Кольцом Заката, но заходить за нее не стал, а остановился, вытащил из кармана угольно-черный камень, правильной овоидной формы, сжал его в кулаке, причем сжал с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и пристально уставился на пригоршню костяной муки, лежащей в центре пентаграммы.

Глаза его, до этого ничем не отличавшиеся от глаз мирных граждан, стали красными и засветились. Не как светофоры конечно, но крайне неприятно. Черты лица заострились, а волосы развевал ветер, которого в зале не было. Из-под маски юноши приятного во всех отношениях выглянула суть. Вампир… – не вампир, клыков правда не хватало, но тоже ничего хорошего. Для среднебюджетного ужастика картинка была бы вполне себе подходящей, и на неокрепшие умы могла подействовать крайне негативно. В лучшем случае бедолаги, увидевшие Кирсана в его боевом обличии, долго бы потом вздрагивали от громких звуков, а в худшем – не только вздрагивали, но и писались. Но к счастью, свидетелей не было – в заклинательном зале он был один.

Одновременно с этими метаморфозами свет в зале снова стал ярким и бестеневым, а толстые витые свечи, стоящие в вершинах колдовской звезды зажглись сами собой и зачадили черным, жирным дымом. Кольцо Заката и пентаграмма засветились приятным голубоватым светом, словно зажженная газовая конфорка, руны приобрели объем и засверкали, как елочные игрушки, а свечение, возникшее на Кольце Заката поднялось вверх, почти к самом у потолку пещеры, затем начало стягиваться к центру и образовало защитный купол, изолировавший активированную пентаграмму от заклинательного зала.