Смотреть в глаза начальнику аэродрома после того, что здесь произошло, пусть и не совсем по моей вине, я не хотел. Поэтому, удостоверившись, что машина у Леонова имеется, предложил поскорее отсюда убраться. Алексей тоже спешил, хотя и по другой причине. Как он пояснил по дороге, после двенадцати ночи передвигаться по городу запрещено даже военным. Разумеется, у него имелся специальный пропуск, подписанный комендантом Москвы, но бдительные патрули, вооруженные пистолет-пулеметами, могли открыть огонь раньше, чем им успеют предъявить документы. Так что надо или ждать утра, или выезжать немедленно.

* * *

Посмотреть на старую Москву в эту ночь мне не довелось. Светомаскировка соблюдалась строго, и повсюду царила темнота, как и положено в военном городе. Движение в вечернее время было не очень активным, и, попетляв всего полчаса по улицам, мы наконец прибыли. С майором нам, к сожалению, пришлось расстаться, передав его из рук в руки пожилому лейтенанту госбезопасности, с наказом беречь, холить и лелеять.

Как оказалось, жить мне предстояло не в казарме и не в гостинице, а в отдельной квартире современного восьмиэтажного дома, да еще трехкомнатной, что по нынешним временам считалось роскошью немыслимой. Однако большая жилплощадь была выделена отнюдь не для удобства меня бесценного, а для размещения охраны и обеспечения мне условий работы.

Благодаря нашему опозданию, квартиру успели оборудовать так, как и полагалось для попаданца. Внешнюю дверь заменили на стальную, отделанную снаружи под дерево, чтобы не вызывать любопытства. Еще одну железную дверь соорудили в кабинете, где, как предполагалось, я буду записывать свои мудрые воспоминания о будущем. Для хранения моих откровений уже был приготовлен внушительного вида сейф, судя по табличке, еще дореволюционный.

По прибытию Алексей коротко нас проинструктировал. Первое, что он нам разъяснил, это местонахождение бомбоубежища, оно было оборудовано прямо в подвале, и спуститься к нему можно по лестнице, не выходя на улицу. Подниматься во время воздушной тревоги на крышу и тушить зажигательные бомбы, как это должны делать обычные жильцы, мне категорически запрещалось. К счастью для нас троих, пока мы жили в этом доме, авианалетов ни разу не случалось. Вернее, пару раз тревогу объявляли, но мы в это время находились или за городом, или в другом здании. Не представляю, как бы мы сидели в убежище среди женщин и детей, вместо того, чтобы дежурить на крыше с ведром песка. Наверно, просто сгорели бы от стыда.

Леонов также продемонстрировал сейф с тремя ППШ и десятком разнокалиберных пистолетов. Впрочем, в случае нападения мы обязаны были не отстреливаться, а сидеть не высовываясь за бронированной дверью и ждать подкрепления. Телефонов в квартире имелось аж три штуки, правда ни одного, связанного с напрямую кабинетом Берии или Сталина, как я втайне надеялся, не было. Один аппарат, без диска, соединялся с соседней квартирой, где постоянно дежурило шесть энкавэдэшников, а еще два были обычными городскими. Провода от них уходили в разные стороны, и если диверсанты перережут одну линию, другая продолжит работать.