Есения сжала кулаки. Что он такое говорит! Ей хотелось хорошенько врезать Герману, но тогда он не закончит проклятый рассказ.

— Отцом Евы в каком-то смысле являюсь — я. Но в большем смысле ее зачала река.

В бессильном удивлении, как рыба, Есения открыла рот. Вдохнула ночной воздух, в котором был развеян дым от самокрутки и который пах тиной и илом.

— Во время ритуала Аграфена Борисовна сделала так, что твои со-бытийное имя и рыбье имя стали сокрыты от реки и речного царя и не доступны никому, кроме тебя. Но ты так боялась слиться с рекой, что и сама отказалась от этих имен, отказалась от своей сути. Забыла имена. Поэтому ты себе места и не находишь. Человеку нужно его со-бытийное имя, чтобы понять себя.

— Многие люди живут и даже не подозревают о том, что вообще бывают со-бытийные имена.

— Да, многие так живут. В этой простой профанной жизни нет ничего плохого.

— Так и я хотела профанной жизни! Послушайте, я вижу, что вы много знаете. Вы — отец Евы. Да, вы видели мою мать лишь однажды, а Еву — только вчера. Мы вам никто, чужие люди, незнакомцы. Но я прошу вас, умоляю — помогите. Помогите мне навсегда оградить ее от реки.

От волнения она хотела схватить его за плечо, но Герман сидел настолько безучастно, что Есения замерла с протянутой рукой.

— А я ведь только что неправильно сказал, а вы меня не поправили, — ответил Герман.

— Что?

— Про имя.

Есения вскочила, развернулась, хотела уйти. Как он мог проникнуть в мысли! Как! Сделав несколько шагов, она остановилась. Ночь обволакивала нежной темнотой. Не было ничего тревожащего, только тихий шепот, такой привычный, что его можно и не заметить. Луна, как родная, стояла за плечом и подбадривающе гладила незримыми руками. Есения повернулась к Герману. Густая ночь не позволяла увидеть выражение его лица.

— Да. В первый раз, когда Ева утонула, я вспомнила свои со-бытийное и рыбьи имена. Они всегда были во мне, запертые, сокрытые, я, я, — Есения набрала воздуха, — я всегда их ненавидела, боялась.

— Я вас не понимаю. Вы давно могли обрести целостность, но почему-то не сделали этого.

— Я не хочу становиться рыбой. И Еве не позволю. Мы — люди, а не рыбы или перевертыши. Просто скажите уже наконец, какой ритуал нужно провести, чтобы навсегда это закончить?

В тишине печально обменялись вздохами луна и река, покачали белоснежными головами старцы пушицы, грустно прозвенела мошкара.

— Никакой, — вздохнул Герман. — Я пытаюсь объяснить, но вы не хотите понять. Судьба Евы — слиться с рекой. И она сольется. Пока мы здесь, Ева уже плывет на ту сторону реки, чтобы узнать настоящее, рыбье имя. И она назовет рыбьему царю свое со-бытийное имя, и он получит над нею власть. Его голос будет сильнее вашего, и Ева вас никогда не услышит, и никогда не вернется. Но она будет пребывать в мире и гармонии, там, где ее место.