По крайней мере, так казалось, пока он не расправил крылья.

Ждод сразу увидел, что бури, которыми он в древние времена окутал Узел, больше не нужны, и взмахом руки их успокоил. В наступившем безветрии он воспарил на крыльях, но пролетел совсем недалеко – только до каменной наковальни, на которой умирала София. Он взял ее растворяющуюся форму на руки, словно мать – младенца, и прижал к груди.

– И вновь наша встреча оказалась совсем краткой, – сказала София Ждоду. Она утратила способность произносить слова и говорила лишь через единение аур.

– Тем она слаще, – ответил Ждод. – Знай, что твоя жертва была ненапрасной. Подвиг завершен.

– Эдде нужно отдохнуть, – проговорила она. Аура ее стала совсем бледной.

– Она пришла туда, где никто не потревожит ее покой, – сказал Ждод. – Как и твой.

И тут нить ее жизни оборвалась.

Все залил яркий свет, и не только от солнца, выглянувшего в просвет разорванных туч. Эл какое-то время стоял ошеломленный зрелищем открытого замка, освобожденной Твердыни и Ждода на воле. Теперь он отбросил облик обычной души, ступающей по земле. Эл поднялся в воздух и стал таким же огромным, как Ждод, дабы им говорить на равных. Усилилось и его сияние: теперь он лучился золотым солнечным светом. Ждод, со своей стороны, удовольствовался той формой, какую принял во время Падения, – темной, как Небосвод, куда вышвырнули его и других членов Пантеона. Некоторое время оба молчали, выстраивая свои армии. За спиной Эла противоположные края Бездны пришли в движение, утолщились и накренились один к другому, так что, соприкоснувшись, должны были образовать мост в сто раз шире прежнего. На дальней стороне ждала Весна на своем скакуне и ее медвежья свита, а по Изменчивой тропе шагала длинная колонна копалов – ее воинство.

Эл увидел это и рассмеялся Ждоду в лицо::

– Неужто мы будем играть в детские игры с мостом? Ты можешь отстраивать его, а я – рушить следующую тысячу лет.

Ждод ответил:

– Я ничего с ним не делаю. Перемены, которые ты видишь, производит тот, кому такое по душе.

И он обернулся к Твердыне. На ее высочайшей башне стояла, простерши руки, фигура в капюшоне. Кроме Плутона, можно было различить и других: на ступенях Любовь склонилась над обессиленной Эддой. В вышине стремительно носилась Самозвана, а Делатор, хромая, обходил укрепления, направляя работу душ, во множестве изливавшихся из Твердыни. Другие души, вооруженные и закованные в доспехи, появлялись из хаоса, и крылатый Война под дикую музыку Пана и оркестр душ-музыкантов, собранный им на высоком парапете, строил их в боевые порядки.