Когда Зула или кто-нибудь другой в Митспейсе смотрели Битмир, их часы тикали медленнее в самом буквальном смысле. За те сто лет, что Зула руководила фондом, коэффициент временного сдвига колебался в большую и меньшую стороны, однако в последние двадцать лет, с тех пор как ИСОП вышла на орбиту, тенденция была к ускорению. Освободившись от земных ограничений на выработку энергии, рассеивание тепла, прокладку оптоволокна и добычу полезных ископаемых (теперь всё строили из астероидов), они догнали, а затем и обогнали спрос. Так что время в Битмире по большей части ускорялось. Раньше зрители видели человеческую драму в реальном времени, теперь скорее наблюдали за жизнью муравейника.

Так что Зула бросила это дело. О, со зрением у нее все было в порядке. Старческая дальнозоркость и катаракта остались в прошлом, когда природные хрусталики заменили искусственными. Вместо сетчатки, с которой она родилась, была теперь выращенная в лаборатории, присоединенная к зрительному нерву микрохирургическим роботом. Некоторое время зрительная кора мозга не знала, что делать с новым улучшенным сигналом, поступающим по этому каналу, и Зуле пришлось заново учиться видеть. Нелегкую для ее возраста задачу облегчали нейропластические препараты – потомки тех, с которыми Мэйв экспериментировала десятилетия назад.

Сейчас Зула видела так же хорошо, как в семилетнем возрасте, просто смотреть предпочитала на реальный мир. Глядя на землю мертвых, она чувствовала ту же оторванность от происходящего, что дядя Клод.

Дядя Клод все равно стоял перед экраном и старался постичь происходящее, потому что ребята были его родственники и он понимал, что для них это нечто важное. Так и Зула знала, что в последние несколько дней (по времени Митспейса) в Битмире происходили важнейшие события с участием процессов, моделирующих сознание ее дочери Софии, ее друзей Корваллиса и Мэйв, а может, и других. Все они довольно много перемещались по Ландшафту и взаимодействовали между собой; София прервала несколько процессов. Зуле было известно, что за этим с большим интересом следит убывающее живое население планеты Земля.

Так что погожим осенним вечером она отправилась на работу – узнать, из-за чего кипиш. Зула могла ходить – да и бегать – хоть дни напролет. Разумеется, на самом деле по земле ступали ноги Фрэнка, его суставы принимали ее вес, его сенсоры и алгоритмы следили, чтобы Зула не упала. Она носила Фрэнка уже несколько десятилетий и, если бы сняла его, очень скоро умерла. Без него она не могла ни ходить, ни даже стоять. Она и спала в нем. Он был ее кроватью.