– Все так, – медленно произносит Пьер. – Мне кажется, мы и сами наблюдали таких существ – за роутером.

Сирхан кивает, не уверенный, имеет ли Пьер в виду что-то важное.

– Как видите, человеческому прогрессу есть предел, но не прогрессу в принципе! Загрузчики обнаружили, что их труд стал постоянно падающим товаром, как только они достигли своей точки снижения полезности. Капитализм мало что может сказать о работниках, чьи навыки устарели, кроме того, что они должны разумно инвестировать, пока зарабатывают, и, возможно, переучиваться: но просто даже знать, как инвестировать в Экономику 2.0, – за пределами человека без аугментаций. Вы не можете переучиться из человека в птицу, не так ли? Столь же трудно переучиться на Экономику 2.0. Земля – это… – Тут он вздрагивает.

– В старину было в ходу такое выражение – «этническая чистка», – молвит спокойно Памела. – Понимаешь, что оно значит, дорогая моя тупенькая дочка? Берешь людей, от которых, по твоему святому мнению, никакого прока, и сначала загоняешь в огороженное гетто с дефицитом ресурсов, а потом решаешь, что и эти ресурсы тратить на них не стоит, что расстрелять их всех – куда дешевле, чем накормить. Ревнители экстропианства звали постчеловечество «Детьми Разума», но им куда больше подходит ярлык «Дурное Семя». В эпоху быстрой сигмовидной фазы они буквально распоясались, и к чему это привело? Голод среди изобилия, принудительные конвертации сознания – полный антипод всего, во что верил твой отец…

– Чепуха какая-то, – горячо возражает Эмбер. – Полное безумие! Мы не могли пойти по такому пути…

– С каких это пор человеческая история стала чем-то иным? – спрашивает женщина с видеокамерой на плече. Донна, своего рода заядлый архивариус, может быть полезна – так думает Сирхан. – Помнишь, что мы нашли в демилитаризованной зоне?

– Где-где? – спрашивает Сирхан, потеряв нить на мгновение.

– После того как мы прошли через роутер, – мрачно говорит Пьер. – Расскажи ему сама, дорогая. – Он смотрит на Эмбер.

Сирхан, наблюдая за ним, чувствует, что в этот момент все встает на свои места, что он шагнул в альтернативную вселенную, где нет женщины, которая могла бы быть его матерью, где черное – это белое, его добрая бабушка – злая колдунья, а его беспечный дед – дальновидный аксакал.

– Мы загрузили свои умы в космический роутер, – говорит Эмбер нехотя. – С другой его стороны имеется сеть. Нам сказали, что она сверхскоростная, но теперь я уже не так уверена. Думаю, там все несколько сложнее: распространение идет со скоростью света, но часть сети проложена через червоточины, делающие ее похожей на сверхсветовую – с нашей точки зрения. Но в любом случае матрешечные мозги, то есть конечные продукты технологической сингулярности, ограничены пропускной способностью. Рано или поздно постчеловеческие потомки разрабатывают и устанавливают Экономику 2.0, 3.0 или что-то еще, и это «что-то» пожирает пращуров, первоначальных хозяев положения. Ну или использует их как валюту – это так, пример. Конечный результат, который мы обнаружили, – выжженная пустошь деградировавших данных и фрактально сжатых, постсознательных процессов, работающих все медленнее и медленнее, поскольку они обменивают место хранения на вычислительную мощность. Нам повезло, – она нервно облизывает губы, – что мы сумели сбежать оттуда, не потеряв разум. Без помощи друга мы бы не справились. Там – нечто похожее на главную последовательность в звездной эволюции: едва звезда G-типа начинает жечь гелий и расширяться в красный гигант, вся жизнь в том, что прежде было ее жидко-водородной зоной, играет в ящик. Сознательные цивилизации рано или поздно превращают всю имеющуюся у них массу в компьютер, питающийся от солнечной энергии. Они не переходят в межзвездное пространство, потому что хотят остаться рядом с ядром, где пропускная способность высока, а латентность – низкая, и рано или поздно конкуренция за ресурсы выводит их на новый уровень метаконкуренции, и она-то их и изживает.