* * *
Постепенно Гейб потерял счет времени. Он ждал, когда это произойдет, но, однажды вдруг осознав, что действительно не помнит, сколько раз менялись лето и зима с тех пор, как он покинул Мимозу, не в силах был понять, радует его это или печалит. Не знать, сколько точно времени прошло между какими-то событиями, вполне соответствовало контексту и не причиняло никаких неудобств. Работа над школьными проектами поддерживала в его жизни некий разумный ритм.
Эта работа доставляла ему гораздо больше удовольствия, чем он мог предположить, несмотря на то что все приходилось делать на подержанном оборудовании со склада к северу от деревни. Далеко не последнее слово техники, но для его целей всякие рюшечки, блестки и танцующие медведи были ни к чему. «Технология, подходящая для выполнения конкретной задачи, – убеждал он себя. – Ничего больше». Эти слова помогали жить. Куда лучше, чем «ты потерял вкус к новинкам».
* * *
Увидев ее у себя на передней лужайке, он подумал, что смотрит очередной сон, тот самый, которого боялся: когда она появляется в его новом контексте, ухмыляясь своей всезнающей улыбкой, и заявляет: «Эй, я вовсе не умерла. Я просто невозможна для реального мира».
Потом из-за угла дома показалась Сэм, и он решил, что это точно галлюцинация.
Гейб прикрыл переднюю дверь, пошел в кухню с желтыми утятами и плеснул водой себе в лицо.
– Ну вот, – сказал он себе. – Никого. Только я и утята.
В дверь очень вежливо постучали.
– Открой, Людовик. Это взаправду.
* * *
– Как ты сказала? – переспросил он.
– Е-клон. Вот почему я так долго не могла очнуться. – Она растянулась на его подержанной кушетке, в то время как Гейб сидел на подлокотнике. Сэм бродила по дому, утята ей вроде нравились.
– Они сделали полную копию. Насколько это было возможно, – продолжала Джина. – До хрена времени ушло на сверку и устранение ошибок.
– Спасибо, Господи, – вдруг сказал Гейб.
– Что?
– Ты сказала «до хрена». Думал, уж не дождусь, пока ты это выдашь.
Она посмотрела на него с укоризной.
– Ты ушел прежде, чем я смогла объяснить, что происходит.
Почти обвинение. Но он чувствовал, что она не сердится.