А сегодня — и вовсе уж через край полилось, чисто конкретно! Представляю я ему новое исследование Вышки о чудодейственных свойствах продукции госкорпорации Роспепел: всё честь по чести — в 3,62 раза увеличивает урожайность репы! Смерды же, в силу извечной крестьянской тупости и косности, испытывают к тому пеплу странное предубеждение и решительно не желают пользоваться этим замечательным удобрением — так вот, нельзя ль на тех смердов чуток поднажать, чтоб покупали? Стрельцов, что ль, государевых к ним послать, для убедительности? А тот ухмыляется, татарской своей рожей, да еще эдак ядовито-ядовито: „А куда ж, — говорит, — любимая ваша с Камасутрой Незримая Рука Рынка запропастилась, а? Какая-то она уж вовсе Незримая выходит в этом, как вы выражаетесь, кейсе — не находишь?“ Я, понятно, возражаю: „Но ведь это же совсем другое дело!“ — а тот лишь зубы скалит: „А по мне, так как раз то самое! И Камасутре своей передай, одно уж к одному: пусть-ка аренду за хоромы своей лавочки на Мясницкой платят отныне по рыночным расценкам, а то ишь!“»

«Да и чёрт бы с ней, с этой Вышкой: идея себя изжила», — устало подвел про себя черту Фауст. Ему было совершенно ясно: уж если умный, волевой и европейски образованный Годунов оказался не на высоте своей исторической задачи, то вся эта мелкая шушера и подавно ни на что не годна. Чтобы по-настоящему продвинуть учение о Незримой Руке, меры нужны чрезвычайные.

Пора, мой друг, пора, решительно сказал он себе. Как говорится — «Нет времени на раскачку». Кое-какие шаги им уже предприняты, и как раз сегодня многое прояснится.

…Фауст отворотился от окошка и перевел взор на Камасутру, резко осунувшегося от столь базарной постановки вопроса — «Платить отныне аренду по рыночным расценкам»:

— От Дневной крыши Роспепла — много ль взял, за продвижение?