— Обыкновенно я довольствуюсь на ужин холодной говядиной, однако сегодня, поскольку я предполагал ваш внезапный визит, — продолжил он с усмешкой, — нас с вами ждут ростбиф, утка с луком и беконом и мой собственный мед к чаю: вы обязаны его попробовать! А пока — бренди, как в наши добрые старые времена?

— Да, сделайте одолжение! Так, значит, вас нынче опекает контрразведка?

— С чего вы взяли? — удивился Холмс, тоже придвигая кресло к огню.

— Ну, эти двое… туристы со шпилем…

— Понятия не имею, кто это, — равнодушно пожал плечами сыщик. — Впрочем, разглядел я их достаточно хорошо, — с этими словами он кивнул на «ремингтон», — и счел, что прямой и непосредственной угрозой они не являются.

Тепло от бренди неспешно растекалось по жилам. Казалось еще чуть-чуть — и из тени, сгустившейся позади лестницы на мезонин, возникнет миссис Хадсон в чепце и переднике и укоризненно промолвит: «Доктор, повлияйте же наконец на мистера Холмса! Вас он хоть изредка, но слушает!..» Миссис Хадсон уже три года как в раю… ну, а где ж ей еще быть? — если уж и ее резюме не прошло проверку тамошних кадровиков, то вообще незачем содержать подобное заведение…

— Послушайте, Ватсон, — прервал наконец молчание Холмс. — Я чрезвычайно ценю и вашу тактичность, и вашу пунктуальность. Обещание раскрыть вашу роль в той игре, куда я вас тогда втянул, было дано ровно десять лет назад, в три пополудни. Вы явились за ответом час в час — даже поездом воспользовались не утренним. Так что лишний раз отговаривать вас, взывая к вашему благоразумию, как я понимаю, бесполезно.

— Правильно понимаете, — буркнул доктор, не отрывая взгляда от багрово переливающихся углей в камине.

— То, что вас интересует — государственная тайна, топ-секрет, — напомнил Холмс. — Вас самогО-то это не смущает?

— Нисколько. Я, кажется, ни разу за годы нашего знакомства не дал вам повода усомниться в моем умении хранить тайны… в том числе и по ходу этого дела. И потом, вы же помните эту мою добродетель, Холмс: я не сую нос в чужие секреты — будь то человек или государство. Но заметьте: в ЧУЖИЕ! А вот о том, что произошло лично со мной, я имею право знать. Я так думаю…

— Неплохо сказано, мой дорогой друг, неплохо сказано. Дьё э мон друа, как написано на нашем гербе: «Бог и мое право». Для нашей с вами нации это практически одно и то же. Когда дело касается его прав, даже самый робкий англичанин становится львом… Ладно: это ваше право — и ваш выбор. Но сперва я хотел бы выяснить, в каком виде та история сохранилось в вашей памяти. Начинайте!