— Хватит на сегодня пировать. Меня зовет сон. Утром я посещу все храмы и начну свое путешествие домой. Мне понадобится от тебя повозка, упряжка ослов и возничий, который знает дорогу на север.

Он очень удивился:

— Ты думаешь ехать посуху, о царь?

Я кивнул:

— Это даст моему народу больше времени, чтобы подготовиться к встрече.

— Тогда я дам тебе почетную стражу из пяти сотен лучшего войска, и все остальное, что тебе понадобится.

— Нет, — сказал я. — Одна повозка, ослы, чтобы тянуть ее, и один возничий. Мне ничего более не надо. Боги защитят меня, Шулутула. Так было всегда, так будет на этот раз. Я поеду один.

Он с трудом меня понял. Почему я не собираюсь войти в Урук церемониальным маршем во главе армии чужеземных воинов? Я хотел войти в город так, как когда-то его покинул: один, ничего не боясь. Мои люди примут меня как царя, потому что я и был их царем, а не потому, что я силой верну себе трон. Когда люди покоряются силе оружия, в душе они не смиряются, они уступают, потому что они перед лицом силы, у них нет выбора. Но когда люди покоряются силе характера, они принимают это в глубину своих сердец, они подчиняются полностью. Любой мудрый царь знает такие вещи.

Поэтому я взял у Шулутулы, правителя Эриду, только то, что просил у него: повозку, возничего, ослов. Он дал мне запас пищи и колчан замечательных дротиков, на случай, если на нас нападут звери. Хотя он все время настойчиво и заботливо просил меня взять внушительную стражу, я не согласился.

Я пробыл в Эриду еще пять дней. Надо было совершить в храмах Энки и Ана очистительные обряды. Потом еще один личный обряд в честь Лугальбанды. Это заняло у меня три дня. Четвертый день, по словам предсказателей Шулутулы, был несчастливым, поэтому я отправился в путь на заре, пятого дня. Это был двенадцатый день месяца Дуузу, когда полновесная жара лета начинает обрушиваться на Земли. Возничий, которого он мне дал, был крепким парнем по имени Нинурта-мансум. Ему было около тридцати лет от роду, в бороде его были первые проблески седины. На груди у него была красная лента, которая означала, что свою жизнь он посвятил служению Энки. Странным образом лента напомнила мне красный шрам, опоясывающий тело старого Намгани, который правил моей повозкой много лет назад, когда я был молодым царевичем на службе у Акки из Киша. Это воспоминание оказалось и неожиданно точным, потому что единственным, кто, но моему разумению, мог сравниться с Нинурта-мансумом в опытности и сноровке, был именно Намгани. Они были одной породы. Когда они брали в руки вожжи, они словно брали в руки души ослов.