— Во имя Инанны приказываем тебе не двигаться дальше!
Это было слишком даже для Инанны. Я окаменел и со свистом втянул воздух. Во мне закипал гнев. Я заставил себя расслабиться и спокойно сказал:
— Ты меня знаешь, жрица?
Она спокойно встретилась со мной взглядом:
— Ты Гильгамеш, сын Лугальбанды, — сказала она.
— Так оно и есть. Я Гильгамеш, царь Урука, возвращаюсь из своего путешествия. Ты будешь с этим спорить?
Таким же размеренным тоном она сказала, словно ничего не хотела уступить в этом разговоре:
— Воистину, ты царь Урука.
— Тогда почему жрицы богини велели мне остановиться за городскими стенами? Я хотел бы войти в свой город. Я долго в нем не был, я жажду его увидеть.
Мы, как два фехтовальщика, проверяли друг друга пробными уколами.
— Богиня просила меня сказать тебе, что чувствует огромную радость по поводу твоего возвращения, — ответила она без малейшего признака радости в голосе, — и она потребовала, чтобы я отвела тебя в место очищения, которое мы воздвигли возле стен города.
Мои глаза широко раскрылись.
— Очищения? Что же, я стал нечистым?
Она учтиво мне ответила:
— В снах богиня следовала за твоими странствиями. Она знает, что темные духи оставили свой след в твоей душе, и она хотела бы, чтобы ты очистился, прежде чем войдешь в город. Это ее способ служить тебе, и это ее услуга. Ты должен это знать.
— Ее доброта слишком велика.
— Это не вопрос доброты, о царь. Это вопрос здоровья твоей души, безопасности города и божественного равновесия и порядка в стране, которые необходимо поддерживать. Поэтому богиня по великой милости своей приказала провести эти обряды.
Ах, подумал я, великая ее милость и любовь! Я чуть было не рассмеялся. Но я держал себя в руках. Ну что же, подумал я, я доиграю эту игру до конца. Самым вежливым и официальным тоном я сказал:
— Милость богини поистине безгранична. Если моя душа в опасности, ее необходимо очистить. Веди меня к месту очищения.
Когда я сошел с колесницы, Нинурта-мансум посмотрел на меня, и я увидел, как он нахмурился. Казалось бы, его не должно было касаться, что я отдаю себя в руки предателей — он был человеком Шулутулы, а не моим. И все же он пытался предостеречь меня. Я понял, что он из тех, кто умрет за меня, если придется. Ободряюще хлопнув его по плечу, я сказал, чтобы он распряг ослов и пустил их пастись, но не очень далеко. Затем я последовал за тремя жрицами Инанны к тентам и навесам, поставленным возле стен.