Внезапно сбоку в нескольких метрах от себя, я заметил какую-то скрючившуюся на песке фигуру. Совсем молодой парень, белобрысый, в рваной пятнистой форме и высоких шнурованных ботинках, сидел, обхватив колени руками и смотрел в небо. Когда я подошел к нему, он повернул голову и молча посмотрел на меня. Потом в серых глазах появился огонек интереса.

– Сергей Калинин, – протянул я ему руку.

– Русский? – спросил он. Рукопожатие оказалось сильным. Я кивнул, уже поняв, что передо мной сидит немец. Враг. Но об этом почему-то не думалось.

– Эрвин Цвихау, горная дивизия «Принц Ойген».

– Егерь… – усмехнулся я. – Да еще, поди, эсэсман? Парень стиснул зубы, под кожей на порозовевших скулах катнулись желваки. Но ответил по-прежнему спокойно.

– Я солдат. Был.

– Ладно, солдат, не время сейчас рядиться, кто кем был, кто куда сплыл… Ты вот лучше скажи – что это за местность? Что-то не припомню я такой в Югославии… А русский ты хорошо знаешь, нечего сказать.

Эрвин Цвихау снова дернул тонкими губами в полуулыбке. Теперь он смотрел на меня иначе – так опытный боец смотрит на зеленого салагу из пополнения. Покровительственно.

– А я думал, это ты хорошо по-немецки говоришь. Баварский акцент, точно. Услышал бы тебя в нашей пивной до войны, даже не оглянулся бы – обычное дело. Только если подумать – никто из нас здесь ни по-русски, ни по-немецки не разговаривает. Ты разве не понял еще? Где тебя убили?

Я сел рядом с немцем на песок. Плюхнулся мешком, разом потеряв дыхание. Убили… убили. Чушь какая-то.

– В Югославии. У речки какой-то, в атаке, – ответил я. – Курево есть?

Продолжая меня внимательно разглядывать, Эрвин расстегнул нагрудный карман, с дырой и черным пятном, расплывшимся вокруг. Протянул серо-зеленую бумажную пачку. Дым поганого табака, перемешанного с соломой, резанул глотку, но это было лучше, чем ничего.

– Хорошо держишься, Серж! Я когда понял, куда попал, волком здесь выл. Никто не слышит, а я бегаю по берегу и ору, глотку надрываю. Потом уже хрипеть стал от натуги – упал на песок и к воде пополз. Утопиться хотел.

– И что? – в голове у меня, от табака ли, от пережитого ли потрясения, стало пусто и звонко. Слова падали откуда-то со стороны, словно из-за горизонта. Цвихау махнул рукой.

– И ничего. Дополз до воды… а она от меня отступает, да так, что угнаться не могу. Когда очухался и успокоился, умыться захотел. А вот это пожалуйста – спокойно в горсть набрал, и ничего. Умывайся, мол, дружок, а больше – чтоб ни-ни!

Слушая парня, я машинально полез в карман гимнастерки. Пальцы нащупали что-то твердое и холодное. Патрон. От «Фалльширмгевера», немецкой винтовки, которой вооружались парашютисты и десантники. Сколько таких винтовок валялось там, на речном берегу… Пуля, сжатая краями гильзы, была исковеркана почти до неузнаваемости. Я глядел на нее и откуда-то ясно понимал – да вот же он, кусочек свинца, который пробил мне голову. Кто же это заботливый вернул смерть обратно в гильзу и положил мне в карман?