В решающий час затрубили трубы, и выкликая священные имена и распевая гимны, воины великого похода устремились на белые стены города Хегаллу. Не обращая никакого внимания на беспрестанно извергающуюся на них со стен кипящую смолу и греческий огонь, они лезли на стену, одушевленные все, как один, единственной мыслью: поскорее добраться до золотого истукана.

С трех сторон, среди безумного ржания лошадей, звона сабель, треска автоматического и полуавтоматического оружия, уханья минометов, грохота колес катились, точно неумолимые божества войны, три осадные башни или, лучше сказать, три перекатные крепости. Они изрыгали огонь очередей и прицельные выстрелы по эламитам. Две из башен почти сразу подожгли снарядами с греческим огнем. Однако третья продолжала вести стрельбу. Между тем у стен кипела неустанная кровавая сеча.

Когда настала ночная тьма, все попадали на землю и тут же уснули.

Наутро штурм возобновили. Тут уж Нура показал все свое ужасное лицо и выпустил на стены двух ведьм, которые, стоя наверху с развевающимися (несмотря на полное безветрие) длинными седыми космами, яростно заклинали злые стихии. Но они не успели нанести штурмующим никакого вреда, ибо снайпер сперва метким выстрелом раздробил голову одной, а затем не менее метким выстрелом попал в сердце другой, и обе пали со стен на штыки.

Но тут Нура, явив новое коварство свое, выпустил на штурмующих не солдат и офицеров, как это принято во всем цивилизованном мире, а голодных и злющих львов и леопардов. Несомненно, этих животных одушевлял тот же нечистый энтузиазм, что и ведьм. И пехота, какая еще оставалась, окончательно погибла под клыками и когтями хищников. После же зверей на штурмующих Нура выпустил отборных ассасинов-смертников, и многих зарубили, а иных застрелили из автоматов. Третья осадная башня была взорвана.

К вечеру Шеллиби принял решение отступить от Хегаллу и выполнил блестящий отходной маневр, уводя оставшиеся у него пятнадцать тысяч солдат к юго-западу, в район города Цира.

На поле боя остались лежать почти пятьдесят тысяч убитых с той и с другой стороны.

И вот когда настала новая ночь, бесшумно растворились сверкающие в лунном свете медные ворота белых стен города Хегаллу. И выехал из города на белоснежном коне пророк Нура. Был один. Никто не сопровождал его, ибо не посмели.

Медленно ехал Нура через подъемный мост, опущенный надо рвом, куда свалено было множество трупов хищных животных. Тихо нес его белоснежный, без единого пятнышка, конь с длинной, ниспадающей до самой земли шелковистой гривой и таким же хвостом.