Там ждали.

Я выпрямился, стоя на коленях и цепляясь руками за стену.

— Сичас, — сказал я.

За дверью понимающе сопели и топтались. Я откинул крючок, отодвинул засов и выпал из квартиры вместе с дверью, распахнувшейся под моей тяжестью.

Выпав, я оказался в объятиях широкоплечего детины. Он подхватил меня сильными руками и прижал к груди. Потом сжал за плечи и осторожно утвердил меня в вертикальном положении.

Я рыгнул ему в лицо — не нарочно. Он стерпел.

Посланец матушки был приблизительно моих лет. Верхняя губа пухлого рта оперена черной щетинкой, темные глаза глядят из-под широких бровей.

— Господин Даян… — в третий или четвертый раз повторил он.

Меня зовут Даян. Это древнее и славное вавилонское имя. Нужно ли говорить, что уже в детском дошкольном учреждении мое имя переделали в «Баяна», да так и повелось. Я и не сопротивлялся.

— Слушай, ты, — сказал я детине. — Сколько у тебя денег, а?

У него оказалось три сикля. На противопохмельные колеса хватит. Если брать не самые дорогие.

— Брат, — сказал я проникновенно и взял его за руку. — Дуй в аптеку…

И объяснил, зачем.

Он внес меня в квартиру, помог улечься на диван, подал воды и ушел в аптеку. Я бессильно смотрел на дверь, которую он забыл за собой закрыть, и терзался от сквозняка.

Детина вернулся через час. Объяснил, что искал аптеку.

Вместе с ним притащилась вечно беременная серая кошка, жившая в нашем подвале.

Предки кошки были породистыми голубыми тварями из храма Исет, а эта была плодом любви священной храмовой кошки с каким-то безродным полосатым сердцеедом.

Каждые два месяца Плод Любви исправно наводняла двор маленькими плодами своей любви. Любила она много и разнообразно. Что, естественно, отражалось на плодах.

Детина выпихнул кошку, незлобиво поддев ее ногой под брюхо, и захлопнул дверь.

— Давай, — сказал я, слабо барахтаясь на диване.