— Ну! — прикрикнул я.

— Так это… — сказал Мурзик и заглох.

— «Хашта» тебе подходит?

— Подходит… А зачем это?

— Родился когда?

— Да кто ж его знает?

— Через месяц после меня — сойдет?

— Сойдет… А для чего это, а?

— Молчи, говорящее орудие, когда к тебе господин обращается. Место рождения помнишь?

— Ну… в бараке… или где-нибудь на задворках, в курятнике… если летом — так, скорее, в поле где-нибудь, а если зимой — так и в хлев пойти могла, спрашивать-то некого… померла мать.

— Пишу — «Вавилон». Имя матери… а, не требуется. Хорошо. Давай, места служения называй. «С… по…»

Мурзик долго и мучительно давил из себя воспоминания. Где он служил и чем там занимался — то помнилось хорошо. Кто рядом был — того тоже не забыл. А вот с датами у моего раба было совсем худо.

Кое-как заполнили.

— Свободных в роду нет?

— Нет.

Я поставил прочерк.

— Какими специальностями владеешь?

— Ну, забойщик… шпалоукладка, понятное дело… бульдозером управлять мог когда-то, сейчас все перезабыл, поди… готовить вот Цира научила — спасибо ей, душевная девушка… А вы что, господин, продавать меня надумали? Гарантия еще не истекла, через биржу-то оно всяк удобнее…

— Продавать тебя, как же! — сказал я, озлившись. — Освобождать тебя буду. Не хватало еще, чтобы я, великий Энкиду, самого себя в рабстве держал. Сумасшедший дом получается…

Мурзик ойкнул и пал в продавленное кресло, спугнув кошку.