— Отдай!

Цира потянулась за индикатором, но Мурзик в последний миг успел отдернуть руку.

— Ну! — сказал он, с удовольствием наблюдая, как сердится Цира.

— Отдай немедленно!

— Отбери!

Мурзик снова опередил Циру. Отскочил в сторону. Дурачиться вздумал, смерд. Свободным себя почуял. А может, Энкиду в нем взыграл, кто знает.

Смеясь, Мурзик направил на Циру индикатор… С тихим жужжанием рамка принялась крутиться.

Мы трое замерли. Мурзик глупо раскрыл рот, глядя на рвущуюся из рук рамку. По комнате медленно проплывал, вращаясь, разноцветный свет алмазов, будто огни на детской карусели.

Цира, озаряемая этим праздничным светом, стояла бледная и неподвижная. У нее даже губы побледнели. И желтоватое пятно на месте синяка проступило более отчетливо.

— Это… — вымолвил Мурзик. — Цирка, так ты тоже…

И выронил индикатор.

Рамка упала на диван и замерла.

Цира взвизгнула и бросилась к магическому прибору — проверять, не повредился ли. Прибор был цел. Со вздохом Цира опустилась на диван и разревелась в три ручья. Мурзик сел рядом и стал ее утешать. По спине водил своей толстой лапой, бубнил глупости про сотника — что, мол, сотник в таких случаях говорил, бывало…

— Ты ведь наш брат теперь, Цира, — сказал Мурзик под конец. — Так что и нюнить нечего.

— Я же помню… — всхлипывала Цира. — Мои прошлые жизни… Учитель Бэлшуну показывал мне, как я была владычицей Адурра… На колеснице, в золоте…

— Ну да, ну да, — утешающе кивал Мурзик. — Конечно, в золоте. А теперь ты еще и Энкиду. Здорово же, Цирка!.. Все вместе мы теперь…

Цира метнулась ко мне взглядом. Я увидел, что ей страшновато, и спросил не без ехидства:

— Что, Цира, умирать не хочется? Как других за слабость презирать — так мы в первых рядах, а как самой пожертвовать…

Она отерла слезы и гордо ответила:

— Я знаю, ради чего отказываюсь от индивидуальности Циры. Я осознаю, на что иду. Я иду на смерть с открытыми глазами. Я провижу то великое будущее, которое сулит нам слияние в мистическом экстазе.