— Вы их не выбросили, а?

— Да не помню я. Буду я всякую гадость помнить… На что тебе?

— Я бы их с собой взял, для верности. Показал бы, как меня тут эксплоатировали.

Я согнал Мурзика с Цирой с дивана, открыл крышку и покопался в разнообразном жизненном хламе, который сваливал в диван. Раз в полгода я выгребал все из дивана и нес на помойку.

Справки сохранились. Одна на пять ударов березовой розгой, другая на семь. Я выдал их Мурзику и закрыл крышку дивана.

Цира плюхнулась сверху. Обхватила меня за шею и повалила на себя. Мурзик потоптался, держа справки в руке.

— Мне выйти? — спросил он вполголоса.

— Останься, — сказала Цира, барахтаясь подо мной.

— Ну вот еще, — возмутился я. — Выйди, Мурзик, и подожди на кухне. Я не могу, когда ты тут маячишь.

Ицхак с его образом великого героя, яростно дрочащего под зеленым кустом, показался мне в этот миг полным болваном.

Мурзик вступил в компартию. Теперь его почти никогда не было дома — он то оформлял документы на освобождение, то бегал по партийным заданиям. Я снова перешел на бутерброды с сыром и мокрой вареной колбасой, если только Цира, сжалившись, не заходила с домашней стряпней в термосе.

На вопросы о том, как продвигается работа по обихаживанию кривоногой энкидуносной стервы, Мурзик отвечал невнятно. Отговаривался подпиской о неразглашении, которую дал при вступлении в партию.

Наконец мне это надоело, и я прибег к последнему средству — авторитету сотника. По моей просьбе, Цира отправила нас с Мурзиком прямиком в мурзиково любимое прошлое. Обоих.

…Я едва успел коснуться ногами земли, как меня окатило грязью. Большая боевая колесница промчалась мимо, едва не располосовав мне бок острыми ножами, вращающимися в осях колес. Вокруг кипела битва. Тяжелый, как танк, мудила в доспехах мчался в мою сторону, замахиваясь бревном.

Я уставился на него, вытаращив глаза. Мудила яростно орал на бегу. В этот самый миг меня сбили с ног, и я повалился лицом в сырую растоптанную землю. Мгновением спустя на меня сверху рухнул мудила. Все во мне кракнуло и оборвалось, когда он всей своей тяжестью вдавил меня в землю. Лежа на мне, мудила конвульсивно сотрясался, потом затих. Мне стало сыро. Я кое-как вывернулся, и увидел, что в спине мудилы торчит секира.

Коренастый дядька в кожаном доспехе, крякнув, изъял из мудилиной спины секиру и усмешливо сказал, глядя, как я извиваюсь под мудилой в попытках высвободиться:

— Другой раз не зевай.

Я вылез на волю и встал. С меня потоками текли грязь и вода. Дядька вырвал у мертвого мудилы копье и всучил мне, обругав на прощание.