Полузабытые строки всколыхнули прохладный вечерний воздух, отозвались гулом дальней канонады, еле слышным треском пулеметных очередей, конским ржанием, предсмертным хрипом раненых. Мертвые сраму не имут! Вечная слава сталинским юнкерам, умирающим в эти минуты под Подольском. Вечная слава Алексеевскому полку, погибшему под Богдановкой в далеком 1920-м. Но что делать выжившим? Мы потому и зубоскалим над толстым старым Лёвой, потому что сами ничем не лучше. Ради чего прожил Липка? Не русский, не германец, ни Родины, ни будущего. Помогал нам, эмигрантам, теперь готов рискнуть жизнью ради Совдепии, которую ненавидит всем сердцем.

Мне проще – в чужой реальности я никому ничем не обязан. Если что и сдерживает, то разве что остатки совести и элементарная брезгливость. Даже во сне мы стараемся лишний раз не мараться. С тем же успехом я мог бы записаться в большевики, для моих исследований особой разницы нет. Но есть какой-то предел даже для «чистой» науки. «С волками площадей – отказываюсь выть». Пусть и во сне.

К сожалению, далеко не всегда удается следовать собственным принципам. Будь я дома, я бы наверняка ужаснулся. Но мало ли что может присниться перед рассветом?

Главное, работа почти завершена. Несколько десятков надежно зафиксированных «склеек» – подобного материала не было ни у одного из учеников Хью Эверетта. Скорее бы проснуться, снять шлем, послушать «July Morning», написать письмо Юрию Александровичу Лебедеву. То-то он удивится!..

– Может, все-таки сходим? – я кивнул на горящую неоном вывеску кафе. – Для своих там и казино есть, правда, никто еще больше ста долларов не выигрывал, кроме местного начальника полиции.

Липка еле заметно дернул губами. Улыбаться он так и не научился.

– О, да! Сходим, распугаем буржуйчиков. Продемонстрируем им русский чертогон, помноженный на тевтонскую ярость… Родион, сам я приезжать больше не смогу. Пакеты буду пересылать дипломатической почтой прямо в здешнюю нашу миссию. Это очень быстро, самолеты летают почти каждый день, да. Проблема в том, кто тебе их будет передавать.

Задумался, вновь достал портсигар, щелкнул ногтями по серебряной крышке. Достал папиросу, закурил.

– Есть один майор. Нацист, карьерист, сволочь и дурак. Это, как ты понимаешь, достоинства, да. Я ему прикажу от имени моего начальства, и он не посмеет отказать. Недостаток: патологический стукач. На всех подряд доносы пишет, его за это в Африку и отправили с глаз подальше, ja. Два пакета передаст, а потом напишет в Берлин, что у тебя еврейские черты лица. И у меня тоже.