Светлый фон

— Этим занимаются иркоза. Мы, оринхо — администраторы, иркоза, — технические специалисты. У меня есть ключ, — он вытянул руки с изумрудными браслетами на запястьях, — и я могу открыть или закрыть врата или перенастроить их. Однако новые двери в тайо открывают лишь иркоза. Мне неизвестны детали этой процедуры, и я усвоил лишь то, что есть приборы, позволяющие найти обитаемый мир и проникнуть в него. Но поиск долог и труден… — Хорчанский слабо усмехнулся. — Впрочем, кто мешает вам захватить иркоза? В плащах Карателей вы — песчинки на песчаном пляже… Разве могут представить Воплотившиеся, что в сферу проникли чужаки? Я сам почти не верю в это… не знаю, как вы сюда добрались, и не хочу знать! А что касается врат… Поищите иркоза или подождите, пока один из них появится здесь, в токаде. Они носят зеленые одеяния… Они умеют смотреть сквозь тайо, и они нашли Землю… нашли Землю… — голос его стих до шепота.

— Говори громче, — велел Сарагоса, поглядывая на часы. — Времени у нас не так много, и не хотелось бы снова накачивать тебя дурманом.

— И мне не хотелось бы, — по губам Хорчанского опять скользнула слабая улыбка. — Я предпочел бы переселиться отсюда прямиком на небеса.

— Не надо о небесах! Мы говорили о Земле и о том, что иркоза нашли ее. Так что же? Разве Земля — особенный мир?

— Конечно, — прошептал оборотень, — конечно…

— Но почему?

— Потому что вы с Земли, и я — с Земли… это, быть может, самое главное… Но есть и другая причина.

— Какая?

— Не догадываетесь? Странно… странно и смешно… Впрочем, как заметил Скиф, сам Хорчанский не испытывал желания смеяться; тень улыбки на его губах погасла, и лицо исказилось в болезненной и неприятной гримасе.

— Земляне сильны, — сказал он. — А еще — несговорчивы и упрямы, бесцеремонны и наглы, воинственны и жестоки; они любят власть и не упускают случая поживиться за чужой счет. Должен ли я продолжать? Или вы уже поняли, почему души землян представляют для нас, сархов, особую ценность?

Для нас, сархов… Он подчеркнул эти слова с горьким сарказмом и уставился на Сарагосу, будто вызывая его на спор. Потом быстрым движением коснулся серебристого плаща Скифа.

— Вот ваш человек, живое доказательство моих слов. Бесцеремонный и жестокий, воинственный и сильный… Пришел, куда захотел, взял, что захотел, убил, кого захотел… Будущий сарх! И не жалкий сегани — оринхо!

— Ты лжешь! — Сийя, угрожающе выставив меч, шагнула к оборотню. — Ты лжешь, проклятый, клянусь Небесным Вихрем! Ты хиссап, скулящий во тьме! Кал ксиха! Падаль, недостойная Хадара! Ты…

Взгляд пленника метнулся, замер, но глаза его были прикованы не к блестящему клинку, а к левой руке девушки, к ее растопыренным пальцам, к трезубцу куума, коим она грозила порождению зла. На лице Хорчанского застыло безмерное удивление.