— Откуда вам известен этот знак? — пробормотал он. — Их знак? Символ оринхо, завещанный Ими? Я помню…

— Некогда предаваться воспоминаниям! — Сарагоса навис над пленником, заслонив его широкой спиной от Сийи. — Некогда! Ты должен рассказать мне о Творце! О процессе воспроизводства! И о том, как попасть на вашу дьявольскую кухню!

— Вах, Нилыч, погоди! Не будь несговорчивым и упрямым, как ишак с тбилисского майдана, — с усмешкой произнес Джамаль. — Тут что-то важное… — Он присел рядом с Хорчанским, заглядывая ему в лицо, и вытянул руку в кууме. — Символ оринхо, ты сказал? Не только оринхо, дорогой! В одном из миров боги оставили его людям.

— К сархам Они проявили большую щедрость, — с горькой усмешкой произнес оборотень. — Людям оставили знак, а Перворожденным — ментальную технику, аппараты, что открывают двери в тайо, и вот это! — Он коснулся перегородки, за которой раскинулись золотые древесные кроны. — И кое-что еще — там, на Сархате! — Прищурившись, оринхо поднял глаза вверх, к куполу и сияющему над ним алому светилу, и медленно произнес: — Сархат не виден в лучах солнца и давно необитаем, но без него жизнь в сфере исчезла бы через две-три сотни Оборотов. Там — Творец! Творец, которого тоже оставили Они!

— Древние? — помолчав, спросил Джамаль. Пленник кивнул.

— Об этом знают лишь оринхо… знают и не любят вспоминать… Но символ, Их символ, сохранился…

Хорчанский поднял над головой ладонь с тремя вытянутыми пальцами, и Сийя побледнела, тихо ахнула, отшатнувшись. «Бедняжка, — подумал Скиф, — демон, проклятый ару-интан сотворил на ее глазах священный знак Безмолвных!» Поймав руку девушки, он приложил ее к щеке. Ладошка Сийи была холодна как лед.

— Выходит, печка, где вас выпекают, — на планете, да и пекарь там же, — удовлетворенно произнес Сарагоса. — Ну и как туда попасть? Где нужная дверь и где к ней ключик? У этих ваших иркоза?

— Нет. На Сархате — односторонние врата, одни-единственные на всю планету. Сквозь них Перворожденные, отделившись от плоти Творца, попадают в шахту хону… Но обратной дороги нет! И никто из иркоза не проложит туда путь через тайо. Не знаю почему, но это невозможно. Впрочем…

— Впрочем? — с вопросительной интонацией повторил Сарагоса, поглядывая на часы.

Пленник угрюмо усмехнулся, и Скифу вдруг показалось, что глаза его начали темнеть, а щеки запали.

— Что, мое время истекает? Истекает, знаю… Но то, что осталось от Сергея Хорчанского, не достанется сарху… нет, не достанется… Сейчас я — человек и хочу уйти отсюда так, как положено человеку. Достойным образом!