— Вы его недолюбливаете, — заключил Артём. Видно было, как изменилось её лицо.

— Да. Многие недолюбливают. Он и мне делал предложение — стать хозяйкой, а потом я услышала много интересного. Из обязанностей хозяйки его больше всего интересует постель. И никак не мог оставить меня в покое, когда я отказалась. Отстал, только когда меня в ангары сослали.

Артём покачал головой.

— И ещё вопрос, пока мы одни. Вы не видели, случайно… — и описал диск — диски, между которыми их перемещало.

Лилия помрачнела, и оглянулась.

— Да. Мы с Августом именно на таком стояли. Именно он был в сердце лабиринта. Как вы узнали?

— Я видел такие своими глазами. Не имею права говорить подробнее.

— Понимаю, военная тайна, — Лилия взяла его за руку. — Да. Я могу описать его очень подробно, если хотите. Только…

— Я не выдал вашу тайну, — Артём сжал её ладонь. — Если прикажут, и не будет возможности отказаться — я вам скажу.

— С ума сойти, — потрясение на лице Лилии вряд ли наигранное. — Наверное, Марина сказала правду тогда ещё, в приюте. То же, что и вы говорили. Вы оба из другого мира. Всё, пора домой, — она поднялась. — Спасибо, что спросили. Есть тайны, которые нет сил держать в себе. Вы ведь поняли, да?

* * *

— Можно, спрошу кое-что? — Миранда и Марина сидели на скамейке. Видно было, что Марина с непривычки устала — так что в основном они сидели и дышали свежим воздухом. — Даже не знаю, как выразиться… Ты точно та самая Марина, с которой мы вместе росли и играли на «Сердце мира»?

— Корабль назывался «Солнце мира», — поправила Марина, глядя в сторону. — А за три дня до того ужаса ты стащила из аквариума угря, и играла, как будто это…

— Всё-всё, перестань, — Марина посмотрела в лицо подруги и увидела, что та… покраснела. — Всё, верю. Ты и это помнишь?! Я ведь никому про угря не рассказывала, до сих пор стыдно.

Марина рассмеялась, и Миранда, секундой позже, присоединилась.

— Для детей не бывает неприличного, — сказала Марина. — Ты же знаешь. Это всё взрослые выдумывают, чтобы голову всем запутать. То есть ты всё ещё думала, что меня подменили?

— Я же говорю — не знаю, как выразиться. Я так обрадовалась, что ты жива, что уже всё было неважно. Даже то, что говоришь на непонятном языке. Тем более, к вечеру вспомнила наш родной. Просто… ты по-другому стала всё оценивать. Иногда такое говорила, как будто намного старше стала. То, что ребёнок никогда не сказал бы. Может, потому с тобой немногие играть хотели.

— Я тоже не знаю, как выразиться. Помню дома — такие некрасивые, серые, огромные такие высокие коробки. Много домов. Может, я жила в таком. Помню, что в тот день очень сильно обиделась…