– Каким еще бесам, – рявкнул старик, наливаясь краской, – джены – это боги этого города и всего Сегая, дуралей! Ваша Церковь объявила их бесами… Но теперь, после стольких лет молитв, боги наконец-то услышали нас! Они проявили к нам расположение! Вы видели это на площади! Буран, взявшийся из ниоткуда. Люди, летящие, аки птицы, по воздуху! Джены вернутся к нам. Нужно просто ждать их сигнала, следовать их воле! Без их одобрения вы только дров наломаете!
Киршт не смог сдержать раздражения. Начертанное на доме имя Буреносицы было уместно – как напоминание о старых временах, как воодушевляющий клич –
– Это все очень неконкретно, – не сдавался Гедеон, – я почему с цветами предложил? Киршт, ты пойми, мы сами сделать ничего не сможем! Нужно быть реалистами! Все, что в наших силах – это достучаться до правителей, объяснить им их ошибку. Церковь, конечно, перегнула палку… Много раз! Нельзя так с народом, совсем нельзя! Они это поймут, вот увидишь. Я уверен, что Бернд до сих пор не до конца в курсе происходящего. Наверняка ему начальник Стражи ерунды всякой наговорил, или двор его, они ж там все шпионами одержимыми. Надо все-таки донести до него нашу точку зрения, мирно, ненасильственно…
– По-моему, он вполне понял нашу точку зрения, и свою высказал тоже довольно доходчиво – пятнадцать лет тюрьмы, – сморщился Цархт.
– Да нет же, это был прокурор! А Бернд ведь не согласился с ним, внял защитнику, к Монастырю приговорил.
Если еще немножко поработать – то, может, и невиновными признает. Или там помилует. Вы, Цархт, все время Империю каким-то монстром видите, это непродуктивно. Нужно искать ходы, договариваться… Конкретный план нужен. Вот, например, цветочная акция…
В третий раз услышав про цветочную акцию, Киршт вспылил:
– Гедеон, ты в своем уме? Какая, на фиг, цветочная акция? Тебя просто повяжут вместе с цветами, и в Монастырь засунут!
– По какому закону?
– Да по новому закону, а если не хватит, Ариан специально для тебя эдикт выпустит!
Гедеон недовольно забубнил себе что-то под нос.
– Может, ты преувеличиваешь, и не так уж все и страшно? – попытался разрядить обстановку Хйодр, – это все-таки не тюрьма, не эшафот, а Монастырь. Ну да, от Церкви, конечно, ничего хорошего ждать не приходится, но что уж такого страшного может произойти? В конце концов, наши могли бы и подыграть там, показать, что исправились, и их выпустят.