Как в воду смотрит, старый болтун, думал Александр Павлович. Знал бы он, что почти попал в цель: не в «десятку», так около… Он любил Гранта, как, впрочем, и все артисты, помнил его чуть ли не с детства – тот уже и тогда инспектором манежа работал, по-старому шпрехшталмейстером, – хотя, как казалось Александру Павловичу, Грант был ненамного старше его самого: может быть, лет на десять – двенадцать. И все же, кто знает? В паспорт-то его Александр Павлович не заглядывал.

– Этого человека, который умеет читать по лицам, – сказал Наташе Александр Павлович, – зовут Грант Ашотович. А ее, Грантик…

– Стоп, – прервал инспектор. – Ты забыл, Саша: ее имя я сам прочитаю… – Он внимательно всмотрелся в Наташино лицо, смешно пошевелил тонкими губами, закатил глаза. Наташа спокойно ждала результата. – Ее зовут… – инспектор помедлил, – На-та-ша… Так?

– Так, – Наташа, казалось, совсем не удивилась. А что, собственно, удивляться? Коли он умеет читать по лицам, то уж имя узнать – проще простого.

Они с Грантом стояли почти в центре манежа, и Александр Павлович невольно вспомнил себя, когда он впервые в жизни оказался посреди огромного и абсолютно пустого зала, посреди оглушающе-тяжкой тишины, один на один с липким страхом, который рождает чужое и чуждое, даже, кажется, враждебное человеку пространство; отчетливо вспомнил холодную струйку пота, вдруг скользнувшую между лопаток…

Потом, позже, этот страх ушел, но до сих пор Александр Павлович не любил оставаться в манеже один, да, по правде говоря, и не получалось: ассистентов в его аттракционе – восемнадцать человек, о каком одиночестве речь?

Но ведь было же!..

А он обещал Наташе сказку.

– Подождите! – вдруг воскликнул Александр Павлович. – Я сейчас! Только никуда не уходите, очень прошу. Стойте там, где стоите. Ну поговорите о чем-нибудь… Грант, расскажи ей анекдот, что ли…

– Ты куда? – крикнул Грант.

Но Александр Павлович уже бежал по коридору, пулей взлетел по лестнице на второй этаж – к своей гардеробной, откинул крышку кофра, в котором хранил всякий мелкий, не используемый в работе реквизит, разгреб воздушный, почему-то пахнущий конюшней завал пестрых шелковых платков, вытащил со дна аккуратный деревянный ящик с ручкой, похожий на те, в каких геодезисты хранят свои теодолиты или кремальеры, сломя голову бросился назад, в манеж, даже не заперев гардеробной – потом, потом! – откинул бархатный занавес форганга, остановился, тяжело дыша.

Грант и Наташа по-прежнему стояли посреди манежа, а серебряная вертушка, уже подвешенная на тросах, плыла на положенной для полета высоте над барьером – «воздушники» механизм проверяли, – и тонкая швунг-трапеция вольно качалась под ней.