— А вот и род покойной Реи! — встрепенулся Инад. — Славно их вооружил этот бронзоненавистник! — В воду летели длинные мечи, панцири и шлемы воинов Италда. Ибры провожали обезоруженных свистом.
Башню в гавани Ор оставил напоследок — не будет страха опоздать к кораблям. Была и еще хорошая мысль — не брать Тейю. Но тут гийское упрямство наткнулось на еще более сильное — женское. Они выехали утром с тремя десятками ибров, радующихся случаю размяться. Далеко стороной объехали дворцовую площадь со зловещим шатром, украшенным молниями. Но стоянки либов и пеласгов нельзя было миновать.
Когда на дороге между ними показались рогатые конники, с обеих сторон бросились толпы людей.
— Пробиваемся вперед или к своим? — спросил старший у Ора.
— Они без оружия! — первой заметила Тейя.
Впереди бежал почти голый либиец. Его широкую грудь вперемешку пятнали следы львиных и волчьих зубов.
— Люди Светящегося!.. Скажите… — воин задыхался от бега. — Правда, что он… не велел мстить?
— Разве Хамма не передала вам? — удивился Ор.
— Сказала! — воин перевел дух. — Только как поверить? Неужто можно отказаться от мести?
— Ты бы не смог, — сказал Ор, — и я тоже. А он перед самой гибелью повторил: «Ни одной матери, ни одного воина не оставить!»
«Не велел!» «Не бросят!» — зашелестело по растущей толпе. А с другой стороны уже набегали пеласги.
«Эх, воины! Кого не уберегли!» «Эй, люди! Меня слушайте: не умер Приносящий свет! Обиделся, что не поверили ему, — ушел». «Обещал — скоро опять приду!» «А про Севза брат Светящегося сказал: у злого копья два острия — вторым себе в брюхо!»
А Севз, сидя в шатре, слушал сбивчивые донесения шакалов и бормотал бессильные проклятия.
Много сотен лет будут передаваться легенды о тех временах от стоянки к стоянке, от народа к народу. Гии будут рассказывать их иначе, чем котты, либы — не так, как борейцы. Дойдут легенды до времен, когда вместо мудрых Матерей над людьми опять встанут великие Небодержцы, Самодержцы, Потрясатели молниями. И тогда угодливые рапсоды придумают легенде счастливый конец — как царь над богами Зевес одолел дерзкого бунтаря, Прометея, а потом простил. Но в те осенние дни у обгорелой Атлы в великой схватке за человеческие души победил Промеат. Мертвый одолел живого!
Знаки — и на доме Тейи и над гротом — вышли яркие, хорошо видные издалека. И у поворота от Долины к Атле оставили весть на высокой стене храма.
Вернувшись в Атлу, они не нашли больших перемен. Только еще чаще взгляды истомившихся людей обшаривали океан.
А корабли первым увидел Ор. Вися на аркане у самого верха башни, он дорисовывал последнюю фигурку в послании Паланту: веселую и храбрую птичку, Праматерь своего рода. И вдруг, ненароком обернувшись, увидел у горизонта желтые пятнышки парусов. Он заорал так истошно, что ибры, дремавшие наверху, у конца аркана, решили, что порвался ремень. А узнав, в чем дело, кинулись с башни, оставив Ора висеть на стене.