Мне бросились в глаза написанные красной тушью названия кораблей: “Севастополь”, “Новороссийск”, “Кутузов”, “Лихой”.

— Подобные учения ранее проводились? — спросил я, просматривая документ.

— Ежегодно, — ответил Борисенко, — всегда перед октябрьскими праздниками проводились подобные итоговые учения, подводящие черту под прошедшим учебным годом в плане боевой подготовки.

— И командование флота никогда не предупреждалось о подобных учениях? — продолжал я уточнять общую картину грандиозной провокации.

— Как правило, нет, — признался Борисенко, — во всяком случае, официально. Неофициально, мне кажется, они всегда знали о предстоящих учениях, но я боюсь утверждать.

— Значит, — спросил я, — вы не согласовываете свои действия ни с командованием флота, ни с особым отделом флота, ни с местными органами госбезопасности?

— Чаще всего, — объяснил Борисенко, — мы согласовываем действия с морской погранохраной, чтобы она не помешала проведению учений по утверждённому плану. Но вообще эти вопросы — кого ставить в известность об учениях, кого — нет, — решает приезжающий из Москвы. В данном случае таким посредником был полковник Фомичёв. Кроме всего прочего, именно он принёс приказ о переводе Филиппенко и Бузинова инструкторами в аналогичное подразделение при Тихоокеанском флоте.

— И он поставил вам задачу на предстоящих учениях заминировать “Новороссийск”? — совершенно будничным голосом задал я самый ударный вопрос.

— Речь не шла только о “Новороссийске”, — уточнил Борисенко, — на пробных учениях мы обычно “минируем” почти все крупные корабли, находящиеся в бухте. А на следующую ночь мины снимаем. И только после учений, если так решит наше командование, информируем о результатах штаб флота. В данном случае несколько групп подрывников также должны были “минировать” и другие корабли. Полковник Фомичёв сам ставил им задачи. В частности, именно он приказал поставить учебные мины нового образца под “Новороссийск” и поручил это сделать наиболее опытным подрывникам: мичману Филиппенко и главстаршине Бузинову.

Когда мы узнали о взрыве, то все, поверьте, Василий Лукич, впали в шок. Я сам звонил в Москву, чтобы поговорить с Фомичёвым. Но это не удалось, а мой непосредственный начальник сказал мне: “Сиди тихо, пока нам всем головы не открутили”.

“Как всё просто, — подумал я, — и топорно”. Впрочем, именно так я и предполагал, ещё находясь в Москве. Серов приказал. А кто мог приказать Серову? Только Жуков, Хрущёв и Булганин. Или все вместе.

Я, было, захотел заставить капитана 1-го ранга Борисенко изложить мне всё сказанное в письменном виде, но подумал: “На кой мне это надо?”. И не стал. И его жалко, и себя.