Время было очень смутное. Приближались президентские выборы. Разные полуфашистские и нацистские группки, объявив себя правопреемниками КПСС и выставив перед собой для камуфляжа красные знамёна и мало разбирающихся в хитросплетениях предвыборной возни ветеранов, рвались к власти. Безликая физиономия их единого кандидата в президенты зловещим предзнаменованием мелькала на митингах, пресс-конференциях и, того пуще — на телевизионных экранах.

Второй год полыхала чеченская война. Российские войска артиллерией, авиацией и установками залпового огня стирали с лица земли чеченские сёла вместе с мирными жителями, стараясь скрыть факт своего поражения в войне на собственной территории с собственным народом. Правительство, забаррикадировавшись в Кремле, придумало новый способ борьбы с инфляцией, прекратив выплату зарплаты всем бюджетникам, от учителей до сотрудников МВД.

Дума била правительство ниже пояса, утверждая популистские законопроекты о повышении пенсий и зарплаты, принимая идиотские постановления, заставлявшие правительства почти всех стран принимать экстренные меры на случай реанимации динозавра с серпом и молотом. Захваченная теми, кто называл себя коммунистами, Дума громко агонизировала, испуская вонючий запах тления на весь мир.

В подобной обстановке могло произойти всё, что угодно.

Во мне проснулись старые страхи. Я кинулся домой, собрал все материалы, связанные с рассказами Василия Лукича, и перепрятал их в тайник на случай, если ко мне пожалуют с обыском.

Я не находил себе места, каждый день по нескольку раз звоня Василию Лукичу, ибо надежда, как известно, умирает последней. Длинные прерывистые гудки, раздававшиеся в телефонной трубке, раскалёнными гвоздями впивались в мой мозг. И когда на том конце провода неожиданно ответили, я даже не сразу отреагировал.

Лукич минимум три раза повторил: “Алло! Слушаю вас!”, прежде чем я буквально заорал благим матом:

— Лукич! Это ты?

— Я, — спокойно ответил ветеран. — чего орёшь?

— Где ты был? Где пропадал? — срывающимся голосом продолжал спрашивать я.

— Отсутствовал, — уклончиво ответил Василий Лукич. — чего ты так разволновался?

— Ну, как же, — сбивчивым голосом начал я выговаривать своё неудовольствие, — пропадаешь куда-то, меня ни о чём не предупредил, я, конечно, уже не знаю, что и думать!

— Я, что, перед тобой отчитываться должен? — недовольно буркнул Лукич. — Тоже мне надзиратель выискался. Сопляк ещё мне нотации читать.

Я обиженно замолчал.

— Ладно, — примирительно сказал Лукич, — ты меня, наверное, уже похоронил? Ещё не время. Заходи как-нибудь на неделе. Не обижайся.