«Не вас, а нас. Даже не знаю толком. Есть очень странные».

Они проболтали полночи, Инна увлеченно посвящала новую знакомую в странности их общей жизни. Где-то около двух часов ночи она проболталась, что едет на Черное море. Инна-вторая посерьезнела.

«В Крым?»

«Да».

«В турпоход?»

Чтобы не вдаваться в подробности, Инна кивнула (она немного стеснялась своей эзотерической компании).

«Там я и встретила Колю, – написала ей Инна-вторая. – Ну того скунса. Ты с ним поосторожней».

«Хорошо. Спасибо, что предупредила».

* * *

Коля в группе оказался только один – старый друг руководителя, больше всего похожий на засохшую картофелину: весь такой серолицый и сморщенный. Инна решила, что тут что-то не сходится: наверное, очередная шутка параллельных реальностей.

Крым ее потряс. Яркостью красок, яростью солнца, обилием растительности. Был июнь, все цвело, а что не цвело, то раскрывало бутоны. Инна никогда прежде не видела такого изобилия: розово-лиловые огромные гибискусы; крупные, жмущиеся друг к другу, слепляющиеся в тяжелые соцветия цветки олеандра; какие-то вовсе незнакомцы, похожие на белые фонтаны, низвергавшиеся с низких ветвей; нежно-голубая павловния; нежно-розовый тамариск. Инна купила маленький определитель растений и ходила по паркам, изучая эту незнакомую петербуржцам ароматную азбуку. Цвели в парках скороговорчатые рододендроны-из-дендрария и высилась на горизонте Бабуган-яйла, чье название нельзя было произнести иначе как с приглушенной губной дробью, словно пытаясь проглотить синий простор: Бабу-ган-бабу-ган-бабу-ган-яй-ла.

Они поселись в недорогом отеле, рядом с городским пляжем, довольно грязным, покрытым острой галькой, но море все же оставалось морем – зыбкой, соленой, рвущейся к небу кисеей, на которую Инна осторожно ложилась, а оно с неожиданной силой начинало ее крутить и подбрасывать.

Днем они ходили в горы. Поднимались на Аю-Даг, на Ай-Петри, ездили на экскурсии в пещеры Чатыр-Дага, которые потрясли Инну своей несоразмерностью со всем ее прошлым опытом: мертвой отстраненной красотой и бесцельным изобилием каменных натеков, причудливых сталактитов и сталагмитов.

В предгорьях ее встречали италийские сосны с длинными иголками, разлапистый тис, в горах – небольшие, но очень пушистые дубы: здесь для всех листьев было вдоволь солнца, и они не рвались к нему, как на Севере, а наоборот, старались спрятаться друг за другом от обжигающих лучей. Дальше, если речь шла о горе повыше, типа Чатыр-Дага или Ай-Петри, как в слоеном кремовом торте, шла прослойка сизоствольных буковых деревьев, далее – желтоватые и рыхлые зубцы скал, как губки собирающих в своем чреве воду.