Под смех мужиков я вышел и поздоровался.

На мгновение воцарилась тишина.

– Сергей? – Савин-старший округлил глаза.

И тут все разом вскочили. Отжали руку до потемнения в глазах, еле боль вытерпел. Не сразу понял, что именно меня спрашивают, так как говорили все сразу, друг друга перебивая. Одновременно начиная спорить. В тональности гомона угадывались нотки досады и раздражения. Оно и понятно, что почти всегда выходит не так, как хотелось бы. И после любого ЧП начинаются разговоры и пересуды. И каждый задает вопросы. Почему так вышло? Почему у всех нашлись неотложные дела, и лишь один Тихомиров откликнулся на призыв? Много почему. И многие винят других, а сами, оправдывая себя, находят разные причины и обстоятельства.

И вдруг из всех вопросов выделился один – как я смог с одного удара вырубить взрослого мужика?

Ответил бы, да боюсь, что грубо получится. Просто буркнул:

– Не помню. – Пусть что хотят, то и думают.

Вновь загалдели, но Мокашов громко пресек все вопросы:

– Тихо, мужики!

Подтолкнул меня прочь от лавок.

– С Запашным беседовал? – спросил он тихо, когда мы отошли подальше.

– Да.

– И что?

Я пожал плечами:

– Ничего. Отдыхай, сказал, и ни о чем не беспокойся.

– Это хорошо, – кивнул Мокашов.

– Хорошо-то хорошо, но не понятно – почему меня не будут привлекать в качестве свидетеля?

– А что тут непонятно? – пожал плечами участковый. – Все как раз ясно. Просто Громины не по одному делу проходят, и у ОБХСС, и у чекистов… а тут…

Вдруг Мокашов нервно оглянулся и, чертыхнувшись, закусил губу.

М-да, действительно – каша. Только заварил её вовсе не я. Так, приправа с горечью…