Или дистиллированную красоту должно сопровождать нечто другое — смысл, надежда, отражение чувств, преломление желаний друг друга? И оттого, каким образом совершается это самое преломление, проистекает и всё невообразимое многообразие любовной связи.
Впрочем, вот ещё что интересно — если с точки зрения физиологии любое женское тело одинаково, то почему одни женщины с первых же секунд вызывают упоение и восторг, а в общении с другими сразу наступает отторжение? И тогда немедленно те же самые черты — глаза, губы, тонкость шеи, запах волос — становятся банальными и отталкивающими. Любопытно было бы разобраться, что именно в ответе за подобное отторжение — экзистенция или же её тень?»
— Что за времена настали! Приходится прошагать по всему Тверскому от самой Никитской, прежде чем обнаружишь на скамейке не размалёванного урода, а нормального человека! Простите, к вам можно присесть?
Алексей обернулся. На скамейке рядом с ним, не дожидаясь согласия, уже размещалась худенькая опрятно одетая старушка в старомодной, но весьма изящной тёмно-фиолетовой шляпке-таблетке с узкой полосой вуали, собирающейся сбоку в тройной бант. На ней были аккуратный бордового цвета жакет, длинная плиссированная юбка тёмного тона и чёрные лакированные туфли на невысоком изящном каблуке.
— Конечно, присаживайтесь! Погода ведь хорошая, и скоро свободных скамеек на бульваре не останется. Я, правда, хотел закурить, но если вы возражаете — я обожду.
— Ни в коем случае! Я — как вы можете догадаться — человек из прошлого, и вся моя жизнь прошла в плотном окружении табачного дыма. Лишь пару лет назад я сама оставила эту привычку.
— У меня пока бросить курить не получается.
— Когда-нибудь вы почувствуете необходимость, и у вас получится. А вот все мужчины, с которыми сводила меня моя жизнь, даже не задумывались об этом. Даже если бы на коробках с табаком в те годы писали устрашающие надписи, как делают сегодня. Тогда никто не думал, что проживёт долго. Жили сегодняшним днём и ближайшим завтра.
— Почему только ближайшим?
— Потому, что в более отдалённое будущее никто не пытался заглянуть. Думали, что оно будет прекрасным и что землю будут населять совершенные и прекрасные люди. Может быть, немного наивно, но сегодня я понимаю, что это был совершенно правильный взгляд. С таким взглядом было проще жить и легче умирать.
— Пожалуй, вы правы, — ответил Алексей и зажёг папиросу.
— А как тут ошибиться! — продолжила старушка, заинтересованно взглянув на него и затем быстро переведя взгляд на бордюрный камень, возвышающийся над неровной и избитой множеством ног гаревой отсыпкой бульвара. — Все мужчины, которые были в моей жизни, не дожили до старости. Первый жених пропал в сорок первом, второй — погиб на фронте в последние дни войны. Он был танкистом и сгорел в самоходной артиллерийской установке. Знаете — эти установки были очень слабые, в них солдаты постоянно горели и погибали… лучше бы он служил на настоящем танке. В сорок седьмом я вышла замуж за военного картографа, но уже на следующий же год экспедиция, в которой он участвовал, сгорела в таёжном пожаре. Мой следующий муж был инженером на ракетном заводе и за несколько лет до пенсии — а пенсия ему полагалась рано, в пятьдесят три, — надышался на испытаниях ядовитым топливом и умер прямо в самолёте, на котором его везли с полигона в Москву. И все, абсолютно все их друзья и знакомые ушли столь же рано! Оставили нам страну, которая до сих пор их трудами держится, да лишние годы, что теперь доживаем вместо них. С одной стороны — я радуюсь каждому новому утру, а с другой — вижу и понимаю, что живу уже совершенно не в своё время.