На стол положили гладкий, плотно сбитый щит из липы. Приготовили специальные угольки для рисования и тряпки для стирания написанного. Ольга нарисовала план местности, который хорошо знала. Тщательно нанесла на поверхность щита реку, гать, просеку, опушку бурелома и прилегающий луг. Получилось красиво и вполне похоже на тот участок земли, который их интересовал. Как будто видишь его с высоты птичьего полета!

Позвали сотников. Они явились с напряженными и решительными лицами. Вопросов не задавали и предложений, пока, не высказывали.

Вот теперь началась настоящая работа! Десятки раз уголек скользил по плану, нарисованному Ольгой. Оставлял на нем стрелки, линии, круги и квадраты. Затем все это стиралось и наносилось вновь. Сейчас никто не стеснялся делать свои предположения, спорить с предложениями других и отстаивая свои. Снова все стиралось и рисовалось вновь.

Продолжалось это долго, но никто за временем не следил. Азарт поиска, наиболее лучшего решения, не ослабевал. Наконец, когда угольков почти не осталось, пришли к единому согласию. Стоя вокруг щита, молча, рассматривали окончательный замысел битвы.

Было далеко за полночь. В трапезной было дымно от сгоревших лучин. На подоконнике стояли пять пустых кувшинов из под кваса. Михей усталым голосом изрек:

— Думаю, что план не окончательный, но на сегодня самый продуманный. Возможно, что — нибудь, еще поменяется. Но костяк, который мы сегодня выработали, останется основой для скорой сечи.

С завтрашнего дня все гриди, десятники и сотники днюют и ночуют на подворье. Икутар, переводи воев в походное положение. Срок построения в полной боевой выкладке — два часа. Унибор, приготовь места для приема ополченцев из соседних городищ. Конных, я размещу здесь. Выступление к месту засады и битвы, я планирую на утро воскресенья. Теперь — все! На отдых!

С самого утра Игрица начала переходить на военное положение. Семейные гридни покидали свои избы и уходили на дружинное подворье. Вои, прямо на площади перед торжищем, устанавливали шатры для побратимов из народов Бобровников и Армяков. Им помогали их жены и дети.

Очи женщин казались воспаленными, с неестественным блеском. Но слез уже не было. Очевидно, они уже все были выплаканы еще ночью. Сразу повзрослевшие дети, брались за любую работу и старались держаться поближе к отцам. Все разговоры велись мягко, вполголоса. На лицах, всех без исключения горожан, читалась отчаянная решимость. Страх и паника отсутствовали напрочь.

Ольга, помня указ князя не привлекать к битве её и Икутара, несколько раз пробовала поговорить на эту тему с Михеем. В ответ он скалил зубы и ругался по — черному. Обратилась за помощью к отцу. Но тот только махнул рукой: