— Соня умерла.

Крайнев упал на подушку.

— Плачешь? — Настя погладила его по щеке. — Я тоже плакала. Хороший был человек.

— Что пишет Ефим?

— Рассказал, где похоронили, и просил выслать образец твоего ДНК. Зачем ему?

— Для коллекции.

— Опять врешь! — вздохнула Настя. — Родство установить хочет. Я бы не посылала. Из принципа. Как можно не верить матери! К тому же он — твоя копия.

— Откуда знаешь?

— Видела фотографию.

— Какую?

— Которую ты вечно бросаешь где ни попадя. Не бойся, я не ревную! — Она прильнула щекой к его плечу. — Только забавно: у тебя, такого молодого, сын, внуки, правнуки…

— У некоторых тоже родни вагон! — сказал Крайнев, обнимая Настю. — Одних племянников восемь…

Когда Настя уснула, Крайнев тихонько встал и затворил за собой дверь. Включив компьютер, он прочел письмо Ефима. Затем пошел на кухню, взял бумажную салфетку и уколол палец кончиком ножа. Темно-красную капельку промокнул салфеткой, сложил ее и засунул в конверт. После чего отнес письмо в ближайшее отделение экспресс-почты. По возвращению засел за отчет. Через час он отправил его электронной почтой, после чего оделся и поехал к Гаркавину.

Подполковник встретил его неласково.

— Детский сад! — ругался он, потрясая распечатанным отчетом. — Как вы с ходу не провалились, не понимаю! Фотографию в документах интендантуррата кто переклеивал?

— Ильин.

— Печать на фото яичком катал? От нее фальшивкой за версту тянет!

— Жандарм не заметил.

— Слепой, наверное. Зачем вы в спекуляцию полезли? Вас в N за солью посылали? Что, если Бюхнер — агент СД? Или абвера?

Крайнев не ответил. Объяснять Гаркавину, что такое соль на оккупированной территории в 1943 году, было бесполезно. Про жадный блеск в глазах Бюхнера тоже.