– Здравствуйте, Павел Александрович, – поздоровался Борис с Проскуриным.

Протягивать ладонь для рукопожатия постеснялся. Профессор и прежде вызывал у Измайлова уважение, при всем негативном отношении Бориса к опустившимся алкоголикам. Сейчас же и подавно. Шкипер и механик сильно изменились, несколько помолодев, подобравшись и окрепнув. Профессор же по-настоящему преобразился.

Из старой развалины он превратился в крепко сбитого седого старика, все еще полного сил. Осанка, походка, жесты, повадки – ничего общего с виденным ранее. А главное – взгляд. Из него пропали обреченность и апатия. Он стал осмысленным, в нем появился интерес к жизни и какая-то внутренняя сила.

– Здравствуйте, молодой человек, – и голос – под стать переменам.

– Ну рассказывай, бродяга, во что ты там еще вляпался, – устроившись на валуне и извлекая свою неизменную трубку, потребовал Рыченков.

– Да нечего, собственно, рассказывать. Все, как мы и ожидали, – всем непременно хочется меня подгрести под свое крылышко. Как будто без опеки я пропаду.

– Пропадешь, конечно. А вместе с тобой пропадать и нам. Так что давай, рассказывай, – раскуривая трубку и пыхая дымом, распорядился Рыченков.

– А чем это так пахнет? – многозначительно потянув носом, поинтересовался Борис.

– Это моя Капитолина Сергеевна расстаралась, – со счастливой улыбкой проинформировал профессор.

– Борька, йакорь тебе в седалище, ты рассказывать будешь или жрать?

– Так одно другому не помеха. Два месяца, почитай, на одних консервах, – заглядывая за спину шкиперу и пытаясь разглядеть угощение, возразил парень.

– Нет, ну что ты будешь делать! Один проглот на камбузе пришвартовался, пока его оттуда буксиром не оторвали. И этот туда же!

– Да пусть уж лучше ест. Так оно куда быстрее получится, чем он станет давиться слюной, – хмыкнув, поддержал Измайлова Носов, направляясь за корзинкой со снедью.

Наверное, проще все же было рассказать, а уж потом есть, потому как совмещать оказалось делом сложным. Но и удержаться Борис никак не мог. Тот, кто не сидел два месяца на однообразной пище, не поймет. Из-за угощения рассказ занял несколько больше времени, чем ожидалось, но ведь и торопиться особо некуда.

Рыченков и Носов поочередно и вместе пыхали своими трубками. Проскурин, блаженно щурясь на солнце, покуривал папиросы. Григорий, пристроившись в сторонке, взялся за чистку оружия. В море это никогда не лишнее, высокая влажность, а в условиях катера – так еще и откровенная сырость. Борис же рассказывал. Поначалу пытался выдать краткую версию, но посыпались вопросы. Пришлось перейти к детальному повествованию.