— Эти идиоты на земле разграбили всю планету и доразмножались до такой степени, что спасти их не сможет никто на божьей зеленой Земле.
Дэвид почувствовал, что улыбается.
— А мы не на божьей зеленой Земле. В этом-то и весь мой довод. Мы можем помешать им перебить самих себя.
Старик выглядел задумчивым.
— Думаю, что мы не сможем предотвратить коллапс, Дэвид. Отсрочить его, возможно. Но нельзя предотвратить неизбежное.
— Я удовлетворюсь и отсрочкой, — пожал плечами Дэвид. — Если мы сможем отсрочить его на достаточно долгий срок, то, может быть он минует.
— Оптимизм юности. — К Коббу вернулась усмешка. — Ну, ты поставил себе большую задачу. Желаю удачи.
— Эй, подождите, я берусь за нее не в одиночку.
— Да, но начальник ты. Это твоя работа. Ты теперь лидер. Моя задача окончена. Отныне ты можешь взять бразды правления в свои руки.
— Ноя не хочу брать бразды правления!
— Круто. Я тоже этого не хотел. Но ничего не попишешь, ведь требуется вершить определенное дело. Ты никогда не позволишь сделать это кому-нибудь другому, потому что ты знаешь, как с ним надо управиться. Ты можешь сделать его как надо. И сделаешь.
Дэвид знал, старик говорит правду. Он никак не мог отвертеться и вернуться к прежней жизни. И все же, вместо того, чтобы почувствовать себя нагруженным тяжкой ношей, он чувствовал себя легким на подъем, сильным, счастливым.
Кобб все еще усмехался.
— Ты уже приказываешь Гаррисону. Ты заставил прислушаться к твоим словам Всемирное Правительство и Освободителя. Как тебе ощущение чувствовать себя движущей силой?
— Я… — Дэвид откинулся на спинку кушетки. — Знаешь, мне действительно хотелось бы сделать пару вещей.
— Например?
— Ну, по крайней мере, первый шаг, — начал Дэвид. — В перуанских Андах есть маленькая индейская деревня. Я не хочу, чтобы цивилизаторы сожрали их землю и превратили ее в новые города. Я хочу, чтобы их оставили в покое.
Кобб кивнул.
— Не слишком легко провернуть, знаешь ли.
— Или, может быть… может быть, мы сумеем построить для них космическую колонию — дать им свой собственный мир, где их никто и никогда не потревожит.