— Представляю себе лицо Гаррисона, когда ты скажешь ему это.

— И Лео, — перешел ко второму пункту Дэвид. — Если он вытянет цел и невредим, и госпиталь даст ему чистое карантинное свидетельство, я хотел бы отправить его в Нью-Йорк и посмотреть, не сможет ли он добиться какого-то толку с того, что случилось в городах.

— Отправить его обратно в Нью-Йорк?

— А почему бы и нет? Он знает проблемы. Может быть сумеет найти какие-то решения.

— Это все равно, что послать гунна Аттилу в монастырь! — возразил Кобб. — На руках Лео слишком много крови.

Дэвид пожал плечами.

— Назовите мне политического лидера, человека, достигшего власти, не окровавившего своих рук. Джордж Вашингтон? Ясир Арафат? Освободитель?

— Его никогда не примут в Штатах после того, что он там натворил.

— Народ его примет. Даже белые люди примут его, так как он может говорить от имени всего небелого большинства США.

Кобб покачал головой.

— Вы ответите мне на один вопрос? — спросил, поддавшись внезапному импульсу Дэвид. — Личный вопрос?

Старик выглядел озадаченным и сказал:

— Если смогу.

Дэвид почувствовал, как колотится в груди его сердце.

— Вы… мой настоящий отец?

Озадаченная нахмуренность Кобба растаяла.

— Твой генетический отец? Нет, сынок. — Глаза его сделались самыми мягкими, какими их когда-либо видел Дэвид. — И кто он был, тоже не знаю. Хотя, желал бы знать, так как я очень горжусь тобой. Не мог бы гордиться больше, если бы ты был моя плоть и кровь. Не мог бы любить тебя в большей мере.

Дэвид сообразил, что он поднялся на ноги, стоя перед экраном с изображением в натуральную величину.

— Спасибо за это, — сказал он. — Я давно любил вас, как родного отца.

Кобб закашлялся и выглядел смущенным.