— Нет, — без раздумий ответил сержант. — Двенадцать дней работы в предельном темпе.

— В твоем обычном темпе. Можно…

— Нельзя. — И добавил, уже мягче: — Минус пять человек, Дитрих. Нас осталось пятнадцать. Улу вычеркивай сразу. Значит, четырнадцать. Кто-то должен совершать ежедневные облеты джунглей. Ты ведь знаешь, срок действия кислоты становится все меньше. Пусть даже летает один человек. Остается тринадцать. Четверо часовых…

Гот молча поднял руку. Зверь замолчал. Смотрел странно: в глубине глаз что-то похожее на жалость. И все равно улыбка. Черт бы его побрал! У него бессчетное количество самых разных улыбок. Вот сейчас — сочувственная. Если забыть, что он и слова-то такого не знает, поверить ненароком можно.

— Возвращайтесь к работе.

— Слушаюсь.

Работа в предельном темпе. Если Зверь так говорит, значит, так оно и есть. А предел — это предел. Граница возможного. За нее не шагнуть.

Это ты говоришь, майор?

Проклятие! Люди — не машины. Они могут рвануться, ломая барьер, а могут сломаться сами. Можно жизнью рисковать, своей или тех, кто тебе подчинен, когда в бою, когда смерть вокруг и ты сам становишься смертью. Но сейчас рывок через барьер — это риск неоправданный. Двенадцать дней, господин майор Тебя сразу предупредили: двенадцать дней. И это было до того, как вас стало на пять человек меньше.

Ладно хоть не сказал Зверь, что работа затянется. Впрочем, изначально он исходил из нормального графика, а сейчас, надо думать, вновь заставит всех спешить, ни себя, ни других не жалея.

Двенадцать дней. Шанс есть. Если на Земле не станут волынить. Если сделают все быстро. Если бюрократия, которой в армии больше, чем у гражданских, не будет вставлять палки в колеса. Не со зла. У них работа такая.

Если, если, если… Шанс все-таки есть. Успеть вернуться сюда с помощью. С врачами, с лекарствами… До Земли бы добраться! Зверь прав, майор, у тебя очень мало надежды попасть на Землю. Этот прыжок — чистой воды сумасшествие. Конечно, лучше быстрая смерть в небе, чем медленное угасание на Цирцее. Но это для тебя лучше. А остальные? Если два десятка человек еще могут на что-то рассчитывать, то, когда их останется четырнадцать, Цирцея сожрет всех.

Работать мысли не мешали. Скорее, наоборот. Бессильная злость чем-то сродни тяжелому похмелью, чтобы отделаться от нее, нужно заниматься делом.

Зверь встревоженно поглядывал на командира. Раз. Другой, На какие-то секунды лицо его изменилось. Сгладились скулы, глубже стали височные впадины, губы истончились в бледный шрам. В глазах полыхнуло холодное бешенство. Гот, Еще один. Как отражение в зеркале… Наваждение ушло так же быстро, как появилось. Снова Зверь. Ничего общего с майором фон Нарбэ. Разве что волосы светлые. Да и то, Гот — светло-русый, обычная, ничем не примечательная масть. А у этого шевелюра потрясающего пепельного оттенка, о каком безнадежно мечтают многие модницы.