Проторенным маршрутом к койке. Главное что? Главное, на ноги встать. Потому что даже самому распоследнему Зверю не пристало перемещаться на четырех конечностях. Все-таки сапиенс, пусть и не хомо. Все-таки прямоходящий. А от животного, которое не сапиенс, любого разумного отличает только количество амбиций. Зачастую необоснованных.

Бред, бред, бред. Значит, тоннель вот-вот откроется. И что еще измыслит возмущенное подсознание? Разумом Зверь понимает, что силы нужно беречь и тратить их на бегство, только на бегство. Поиск добычи — непозволительная роскошь, потому что добыча недоступна. Разумом — да. А тело само себя убивает. И огонь все ближе. Сейчас очень хочется стать таким же, как все люди. Ага. И сдохнуть тут же, потому что обычный человек только это и может.

Темнота. Рев пламени…

Жить!

Люди. Люди совсем близко. Два шага. Или три. Сразу за дверью… еда. Жизнь.

Гот.

Нельзя убивать.

И вместо тоннеля стена впереди. Ох, как оно… с разбегу-то. На мгновение пламя настигает, волосы скручиваются от жара. Но тут же, рывком, прочь из заморочкой тьмы в холодный сумрак реальности.

Спасибо тебе, майор. Вытащил.

Ты рядом, ведь так? Ты там, в коридоре. Что ж, подивись на дверь. И подумай хорошенько. Может, и вправду следовало убить Зверя? Пока еще была возможность.

Возможность и сейчас есть. Но успеешь ли ты, герр Дитрих фон Нарбэ?

А монтаж не то чтобы застопорился, он продвигался значительно медленнее. За те два дня, что Зверь был в кратере, там собрали треть паутины. За следующие два — не сделали и половины от этой трети. Пендель докладывал о результатах таким тоном, что впору было ему сочувствовать, а не понукать. Он делал все, что мог. И работали его люди хорошо. Темп выдерживали. Нормальный рабочий темп. Но за время жизни на Цирцее работать в нормальном темпе еще никому не приходилось. Отвыкли.

Сейчас, впрочем, уже можно было не спешить. Спасать никого не надо. Все живы. Все здоровы.

Все?

А Зверь не в счет. Вот уж о ком беспокоиться не стоит. Он выкрутится сам. Если выкрутится.

Еще бы спросить с него за все сложности, что по его милости возникли. Как прикажете объяснять бойцам, по какой причине сержанта заперли в его собственном жилом отсеке, да еще и запретили кому бы то ни было даже мимо проходить?

Гот ничего объяснять не стал. Командир он и есть командир. Его право спрашивать объяснения, а не давать их. Так Ула насела:

— Как это, он сам сказал? Да мало ли что он сказал? Ему и здоровому верить нельзя, а уж больному… Господи, у меня в голове не укладывается.

Можно подумать, у нее раньше Зверь в голове укладывался. Ула слегка не в себе после того, как ее пациенты из мертвых восстали. Ее понять можно. Всех понять можно. Сами воскресшие и не помнят ничего. Лонг припоминает смутно, что да, Зверя видел. И все. Тот ему велел спать, Лонг и заснул. Масса ценной информации.