И мир вокруг изменился.
Словно распахнули пыльное окно, а за ним, не закрытое больше грязными стеклами бесконечное небо. Синее, холодное небо, что начинается там, где заканчивается земля. А под ногами планета. Вся. Живая, зеленая, замершая настороженно: кто ты?
Машины, когда их разбудишь, спрашивают: «кто я?»
Пристальный взгляд Той, что правит джунглями. Хмурая улыбка переменчивой владычицы океана. Ледяное любопытство хозяйки льдов. И все это вместе — Цирцея:
— Кто ты? Чего ты хочешь от меня?
Зверь едва заметно пожал плечами. Он ничего не хотел. Только выжить, но в этом планета не смогла бы ему помочь.
А ощущение было странное. Всемогущество? Наверное, все-таки нет, но, обрушившись вот так, сразу, одолженная сила казалась именно им.
Странно.
Восхитительно.
Страшно.
— Ты умер, Зверь? — без удивления спросил Джокер.
— Не знаю. — Убийца освободил маленького колдуна от веревок. — Нет еще. Умираю.
— Тебе это нравится?
Зверь только хмыкнул. Вот уж самое подходящее время для откровений. И, главное, в какой компании!
Прежде чем разбудить Улу, он обернулся к своим мертвецам. Те уже поднялись на ноги. Механическими движениями запихивали в себя вывалившиеся внутренности. Раны затягивались на глазах. Зверь подумал, что, будь у него побольше опыта в подобных делах, он сумел бы придать не мертвым хоть сколько-нибудь человечности. Опыта не было. Теоретических знаний ощутимо не хватало. Пришлось отпускать зомби как были — уродливыми пародиями на людей. Мертвые получили приказ рассыпаться по территории лагеря и убивать живых. И ушли рассыпаться. Зверь искренне надеялся, что они не воспримут все буквально, иначе спасательной команде придется долго собирать останки.
Туман уже сгущался. Обычный туман, какой бывает в горах утром и вечером. До утра, правда, было еще далеко, но это, право же, не имеет значения.
— А что потом? — спросил Джокер.
— Уйду, — ответил Зверь.
— Мертвые ковыляли к выходу. Когда последний из них покинет рейхстаг, можно будет разбудить Улу. И оставить на попечение пигмея. Последняя гадость перед уходом.