Победа. Приговор святейшего трибунала от сто тридцать третьего года, признанный ошибочным в году сто пятидесятом, сгорает сейчас в торжественном:

«И не боится умереть или жить тот, для кого жизнь есть Христос, а смерть – вознаграждение. И с неустрашимой душой разит он врагов, с уверенностью, что ничто не может лишить его милости Божией».

Сгорает. Корчится на огне.

В пепел!

Вы говорите: пастыри – святые? Пастыри изгоняют чудищ не мечом, но словом? На пастырях нет крови?

Крови нет, но послушайте, послушайте, горожане, что говорят люди из иных земель, из земель дальних, люди, которые выращивают хлеб, что вы едите; хлопок и лен, в которые вы одеваетесь; люди из речных долин Добротицы, откуда привозят в столицу лучших скакунов; из Средеца, где делают лучшее вино; люди из Тырновской земли, из Аграма, из Дуга-Ресы, которой нет больше... люди, люди, люди. Много людей в Единой Земле. Больше, чем в Шопроне. Больше, чем в Букуреше или Сегеде. Пастыри защитили север – спасибо им за это, – но на юге, и на востоке, и на западе стократ свирепее бесчинствуют твари. И где, как не у рыцарей Храма, искать защиты? Пастыри изгоняют, храмовники – уничтожают, так было от века, и так будет. Славны рыцари, и отвага их свята, и с ними Господь.

...«Со мной мое имя, моя душа и Господь... мой Господь».

Уже не тает в яркой синеве взгляда ледок сомнения. Намерз, да и остался прозрачной корочкой. «Ты скажешь: «Это от дьявола?»

А ты скажешь, Артур?

Не у кого спросить. Уехал первый рыцарь, умчался на тулпаре своем, брата названого с собой забрал. Страшно в столице Миротворцу, страшно здесь ангелу его прирученному, и уж лучше чудовища, нечисть, да хоть бы и демон с Триглава, лучше они, чем Его Высокопреосвященство, чем пастыри босоногие.

Кто же прав? Что скажешь ты, святой Невилл Наставник? Кому, как не тебе, различать, где истинные чудеса, а где ложь, дьявольское наущение? Ведь ты и сам... во спасение... и хорошо, что не знает никто той магии, что в тебе от рождения живет. Не человеческая это магия. Так ведь и ты, святой Невилл, не человек.

* * *

Альберт с Артуром знать не знали, какая каша заварилась в Шопроне. Артур, может, и порадовался бы за Храм, восстановленный в правах, разом вернувший себе былой ореол святости и славы, но он не желал и слышать о столице.

Перед самым отъездом заглянул рыцарь для особых поручений в Михайловский собор. И не хотел, а пошел: обязательно нужно было понять, что же не так в шопронских храмах. Час спустя Альберта, собиравшегося в дорогу, нашла запыхавшаяся Ирма.

– Артур у меня, – сообщила, слетев с седла, и не позволила Тадеушу принять поводья, – едем скорее, с ним что-то не так.