— Да, господин адмирал, я знаю всех. — Капитан стоял у дверей, ожидая продолжения вопросов и исподволь наблюдая за выражением лица адмирала, побагровевшего от гнева и волнения.

— И вы со многими в приятельских отношениях?..

— Да, — Вы, наверное, знаете настроения в эскадре, то, о чем говорят офицеры? Мне оно кажется необычным… По крайней мере, раньше ТАКОГО не было…

Капитан внутренне напрягся и насторожился, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Он молча стоял, ожидая главного, о чем еще не сказал адмирал. Вдруг без всякого перехода адмирал посмотрел на него в упор, стараясь понять, можно ли ему доверять, и через минуту проговорил: — Этот мясник решил арестовать ряд моих офицеров и предать их трибуналу. Ему не нравится образ их мыслей и… разговоры. Ему вообще не нравится, что они стали думать! Вы понимаете, что это значит?! Он даже составил список… Вон на столе. Я поставлен перед дилеммой: или молча отдать их на растерзание, или быть растерзанным самому, — адмирал замолчал, испытующе глядя в глаза адъютанту. Пауза затянулась. Капитан спокойно смотрел на него, не отводя взгляда, только правая щека его чуть заметно задергалась в нервном тике да побелевшие от напряжения скулы выдавали внутреннюю борьбу. Адмирал отвел глаза и тихо продолжил: — Да вы садитесь, капитан. Мне нужен ваш… совет. Вы, так сказать, связующее звено между мной и моими офицерами и солдатами. Вы знаете, что происходит и «наверху», и «внизу». Так как же мне поступить? Закрыть глаза на репрессии, которым подвергнутся мои лучшие подчиненные и их семьи, или не допустить этого?.. А там пусть будет что будет?!

— Я не понимаю, господин адмирал, чего вы от меня хотите? Что я могу вам посоветовать? Это дело вашей совести и долга. Вы должны решить сами.

— Совести и долга… Да-да… — Адмирал в задумчивости стоял посреди кабинета, и на его лице, словно в зеркале, отражалась тяжелая внутренняя борьба. — Хорошо! Ну а как бы поступили вы? — словно цепляясь за последнюю спасительную соломинку, с надеждой спросил он.

— А это уже касается моего понимания совести и долга. Извините, господин адмирал, я не могу сказать вам этого, — вежливо, но твердо ответил адъютант.

— Что ж, вы правы! Нужно принять решение самому… — Адмирал вновь стал мерить шагами кабинет, погрузившись в раздумье. Наконец на его лице появилась решимость. Он остановился и открыто взглянул в лицо капитана. — Ладно, Дэй-мон! Пусть парни сами разбираются с жандармами, как хотят. Я не буду вмешиваться в разборки. И пусть будет что будет! Больше я ничего для них не смогу сделать…