– Не знаю. Такого языка не бывает.

– Ты не знаешь языка, на котором он поет?

– Нет. Такого языка не бывает.

– А что он теперь делает?

– Он сварил мазь. И мажет меня. – В голосе девушки неожиданно появились чувственные нотки, она издала легкий стон. – Очень приятно...

– А потом?

– Все. Ничего нет. Темно.

– Марина, у тебя на груди сильный ожог, поврежден один палец на руке. Ты можешь сказать что-нибудь об этом?

– Нет.

– Ты не видела с ним собаку? Большую серую собаку?

– Нет... О, черт! Не надо! – Из магнитофона раздался звук падающего тела, испуганные возгласы. Девчоночий голос истошно завопил: "Нет, не надо! Нет! Мне больно! Я не хочу!" – и захлебнулся булькающим звуком.

Профессор нажал на кнопку.

– Это все. Дальше девушка неожиданно впала в крайне возбужденное состояние, близкое к эпилептическому. Врачам с трудом удалось прекратить припадок. В настоящее время она находится в психиатрической лечебнице. Впрочем, поправляется удивительно успешно.

– А остальные пострадавшие?

– Все дома. Ведут обычный образ жизни. Особых отклонений у них не наблюдается, хотя, по-моему, не исключено тщательно скрываемое раздвоение личности.

– Вставай, проклятьем заклейменный, – мрачно произнес Демид. – Все, расползлась зараза.

– Что же теперь будет с этими ребятишками? – горестно вздохнул профессор. – Вам что-нибудь понятно, Демид?

– Понятно. Думаю, так же, как и вам.

– Послушайте, это же нечестно! – Лека бросила умоляющий взгляд на Демида. – И одному все ясно, и другому. Одна только я сижу, как дура, и ничего не понимаю.

– Виктор Сергеевич, будьте добры, выскажите свое мнение, – попросил Демид.