– А где Чистуша-то? – спохватился Бокша.

– Как – где? – удивилась я. – Там же, где и была. Вон, за углом лежит.

– А чей-то она там лежит? – не понял Бокша. – Чего не в опочивальне?

Я только плечами пожала – откуда мне знать?

– Ой, не нравится мне, что она там лежит! – озаботился ант. – Пойду гляну – не сталось ли чего?

Я не препятствовала. Хотя и не могла понять – что могло статься с мумифицированным трупом кроме того, что уже случилось?

Бокша вылетел оттуда буквально через мгновение. Лицо бледное, глаза круглые.

– Да она ж там мертвая! – сообщил он подрагивающими губами.

– Бокша, – с подозрением уставилась я на него. – Она давно мертвая. Она уже и высохнуть успела. Разложение трупа, правда, не произошло – видно, здесь в воздухе что-то стерилизующее намешано. Против микробов. Но на мумификацию времени должно было уйти достаточно. Год, если не годы. Ты сколько, говоришь, гулял, бросив тут моего сына?

– Матушка-княгиня… Христом-богом… Недели две, ма-будь, три… Не прогневайтесь, жива она была, когда я ушел разузнать… Да рази ж я оставил бы малого княжича одного?.. С ней и оставил, она ж нянька, пригляд знает… Матушка-княгиня… – Он снова бухнулся на колени.

А я смотрела на него в глубокой задумчивости. Что у него в мозгах – увидеть не могла. Это было непривычно и неудобно – не знать, что делается в голове у собственного анта. Но такое уже случалось в этих местах, когда мы с ним тут плутали. А вот чтобы мой Бокша внаглую врал своей госпоже? Нет уж, в это верить я отказывалась!

Мой ант уже заливался горючими слезами, не в силах доказать матушке-княгине правдивость своих слов, когда вдруг нашел нужный аргумент. Поднял на меня просветленное лицо: – Да ведь я больше и не прожил бы, госпожа! Сидючи под той страшной дверью! Не евши-то. Пить было – там ручеек недалече течет, а поесть – совсем нет… Я и так почти что окочурился уже – если б только вы, матушка-княгиня, по доброте своей ту дверь не открыли рабу своему… А год живу быть совсем без прокорма – это ж никаких сил человечьих не хватит!

– А чего ты под дверью сидел? Почему наверх не поднялся, к людям?

– Поднимался, матушка! – горестно махнул он рукой. – Только нету там людей – одни вороги. Я-то, прости господи, думал, что за два-то года их князь Михаил все ж таки выкурил из вотчины своей, да, видно, крепко засели, если до сей поры здесь сидят! Вот я и спустился назад. Чтоб, значит, княжича оборонять в случае чего – а дверь эту страшенную открыть не могу… Я ее и так, и сяк! А как вспомнил, что и вы, матушка, тогда ее не открыли – совсем отчаялся… Лег под порожком и только плакал. Еще попить вставал. А потом уж и за этим вставать трудно стало…