Что-то новое было в нем. Пронзительно-горячее, заставившее меня резко повернуться и броситься к сыну.

Но с ним ничего не случилось. Он стоял, гордо выпрямившись, – маленький, хрупкий и очень-очень серьезный. Совсем самостоятельный. Только в глазах его я увидела нечто новое, до сих пор небывалое – искорки слез.

– Ма, – повторил он. И добавил: – Не ди… Я порывисто прижала его к себе, бормоча: – Не уйду, что ты, мой родной, куда ж я без тебя! Я тут, я с тобою! И не отпущу тебя ни за что на свете!…

А Бокша отпустил. Несмотря на мой приказ. Зная Бокшу… Весьма странный для него поступок.

Как Бокша с моим ребенком и Чистушей оказались в этом подземелье? Одни, с теми же самыми пеленками, в которые я когда-то кутала новорожденного Олега!

Вот сейчас как выйдем с сыном, как узнаем все!

– Олеженька, мальчик мой дорогой, нам нужно одеться, – озабоченно сказала я, подразумевая, конечно, его.

Не знаю, уж какое время года сейчас за этой дверью, но мое платье, пережившее долгое-предолгое лежание в песчаной могиле, переживет и мое воскрешение. А вот малыш…

Мы вернулись к мумии Чистуши и осмотрели барахло, оставшееся от периода новорожденности.

Шуба? Все еще слишком велика для ребенка. Пеленки? Уже малы. Хотя…

– Не вспомнить ли нам период античности? – весело предложила я. – В Древней Греции, помнится, была такая одежка Называлась хитон. Я выбрала пеленку побольше и понаряднее (половинка нашей с Михаилом дорожной простыни), сложила пополам. В середине сгиба прорвала дыру для головы и водрузила эту тряпку на покорного Олежека.

Спереди и сзади мы наготу прикрыли.

– Теперь бы тебя подпоясать еще чем-то…

Я поискала вокруг какую-нибудь веревочку, но у создателей этих продуктовых складов, видимо, не было необходимости в увязывании тюков и баулов.

Ощупала собственное платье, и – о счастье! – на моей талии была завязана как раз такая веревочка, что надо!

С трудом развязав ее, я затянула получившийся хитон на поясе моего малыша, тщательно заправила края ткани – и получилось просто великолепно!

Только потом, со значительным опозданием, до меня дошло, что за веревку я использовала. Ту самую, за которую мстительный Георг собирался вытянуть меня из пустохляби Дабы удостовериться в летальном исходе. Правда, помнится, тогда она длиннее была. И намного. Ну да что там – дело прошлое. Сейчас и такая веревочка сгодится!

А когда мы проходили через зал с гривнами, у меня мелькнула мысль заменить мою похоронную веревочку на одну из них. Я остановилась и даже примерилась к узкой, темно-коричневой – под цвет глаз Олежки. Но лотом махнула рукой и не стала морочить себе голову еще и завязыванием узлов на гривне.