— Чего изволишь, батюшка? — Чертиком вынырнул ординарец, старенький-престаренький боровичок, шустрый, в форменных полицейских портянках, но без погон и уставных шевронов на мундирчике.

— Сообрази-ка нам, милый, по чаю, да покрепче! Мне — как всегда, а их благородию — с «убивайкой». Да смотри мне, одна нога здесь, другая там!

— Не изволь сомневаться, батюшка! — ответствовал боровичок.

И сгинул. Но ненадолго. А спустя полчаса, никак не более, Кристофер Руби, блаженно растянувшись на лежаке, считал слонов.

Отвар действовал!

Понемногу счет сбивался, слоны куда-то уходили, сознание туманилось, укутывая Криса толстым одеялом, через которое никак и ни за что не пробиться тем, бородатым, из ущелья Дуайя, мысли путались, и под конец осталась только одна: как бы там ни было, но ровно половина задания позади; осталось повидаться с этим, как его… бывшим Левой Рукой… сообщить об амнистии и от имени Его Высокоблагородия потребовать прекращения безобразий.

А потом он попросит господина подполковника действительной службы об аудиенции. Ему есть что сказать с глазу на глаз.

Но это потом, потом.

Сейчас — спа-а-ааа…

Обер-оперуполномоченный Кирилл Мещерских, отечески сопя, подоткнул подушку, щелчком сбил влет некстати залетевшую муху и, подув, допил крепкий, слегка подостывший чай.

Мальчонка уютно подсвистывал, свернувшись трогательным клубком.

Обер-опер покачал головой.

Ишь, бессонница. А с чего бы? В немалых чинах (шутка ли?-в его-то годы, и серый берет!), на виду у самого главы Администрации, господина Харитонидиса. Живи да радуйся. Так нет же, не спим, дурью маемся…

Кириллу Мещерских в юности было не до дури.

Только-только прошла реформа, и на Ностальжи наступил форменный кавардак. Откуда-то возникли юркие стряпчие, хлыщеватые молодцы с вульгарными перстнями на пальцах-сосисках, сальные толстяки при сигарах, векселя, залоговые обязательства, форсмажоры, пени по просрочкам, и во всем этом было положительно невозможно разобраться, в какую бы книгу ни был занесен твой род — хоть в Бархатную, хоть в Голубиную. Мужики разбежались кто куда, кредиты утекали сквозь пальцы, а новомодные мануфактуры почему-то не хотели приносить дохода столбовым ровсам, зато начинали крутиться вовсю, когда их прибирали к рукам шустрые сервы, и папаша, боевой генерал, прошедший все штыковые Третьего Кризиса с пахитоской в зубах, не перенес удара, узнав, что Слащевка уже не принадлежит князьям Мещерских, а старший брат, Мефодий, застрелился, не сумев добиться отсрочки по закладным на Кутепово…

Но Кирилл, став нищим, ощущал себя богачом. Ведь у него была Поленька, а у них был дуб с заветным дуплом, один на двоих, и он был счастлив!.. пока не пришла та осень.