На этот раз Эммануил не вошел внутрь. Остановился метрах в трех перед входом, повернулся к толпе, поднял руки:

— Ваше ожидание подошло к концу, ваши надежды сбылись. Больше не нужно молиться о приходе Машиаха утром и вечером, сетовать на задержку и кричать, «Ад мосай» — доколе! Ваши страдания кончились, ваши грехи прощены — я с вами! Вы все — дети мои!

— Осанна! — прогремело в толпе.

Его лицо было вдохновенным, как во Франции во время ядерной бомбардировки, как в Риме после воскресения. Я вспомнил Копье Лонгина и стекающую с острия кровь.

— Здесь будет Новый Храм, Новый Иерусалимский Храм, я построю храм имени Господа, чтобы пришли к нему все народы и познали, что Господь есть Бог, и нет Бога, кроме него. Я построю, не разрушая! — Он распростер руки к небу и благословил народ: — Благословен Господь, Который дал покой народу своему Израилю! Да будет с нами Господь Бог наш, как был он с отцами нашими, да не оставит нас, да не покинет больше вовек и не отвратит лицо свое от Израиля! Период рассеяния кончился! Время изгнания прошло! Геула! Освобождение!

Матвей подал ему чашу вина.

— И я пью эту чашу за Новый Храм. Чашу Мессии!

Я встал по правую руку, Напротив сияла на солнце Елеонская гора, юго-западный склон, покрытый камнями надгробий. Отсюда должно было начаться воскресение мертвых, чуть севернее у ее подножия шумели оливы Гефсиманского сада, а далеко на востоке, у подножия желтых гор стояла Дварака, казавшаяся золотой в лучах заката — Небесный Иерусалим напротив земного.

Мы остановились в Президентском дворце. Слишком скромно для Господа, но в городе не нашлось более достойной резиденции. В дальнейшем предполагалось перестроить цитадель, где когда-то был дворец короля Иерусалимского.

Через четыре дня, пятнадцатого нисана [131], с восходом первой звезды в Гефсиманском саду должен был начаться пир, посвященный входу в Иерусалим. Точнее — пасхальный седер.

Двухтысячелетние оливы сада напоминали чрезмерно разъевшихся старух. Толстенные узловатые стволы, похожие на оголенные сухожилия, и круглые шапки серебристой листвы. Их трудно было назвать красивыми, скорее впечатляющими.

Дорожки между оливами покрыли алыми коврами и поставили столы.

Арье Рехтер, знакомый мне по предыдущему визиту в Иерусалим, консультировал меня по седеру, то бишь порядку празднования песаха.

— Маца, харосетт, горькие травы, соленая вода.

— А красное вино? Каждый должен выпить по четыре кубка вина.

— Да, вино… — Эммануил тоже наблюдал за приготовлениями. — Поезжайте к Силоамскому источнику и привозите оттуда столько воды, сколько нужно вина.