Он очень хорошо понял. До этого я ни разу не видел героина такой степени очистки. Белый, как снег».

Черт! Черт! Черт! Встречу Давку — задушу собственноручно. На хрена мы его спасли!

«…Я дал себе зарок: один-два раза и все, потом изредка по мере необходимости, хотя прошлый опыт говорил, что изредка не бывает. Ну в крайнем случае Господь у меня под рукой — снимет.

Эммануил что-то заметил, по-моему еще до Иерусалима, но молчал. То ли был погружен в свои проблемы, то ли ждал, когда я по-настоящему подсяду. Потом ему было некогда: Африка, короткое возвращение, снова Африка, потом Южная Америка. А я увязал. Впервые был в ситуации постоянной доступности дозы. Сколько угодно, когда угодно и самого лучшего!

Я сказал себе «стоп!» после покушения на Петьку. На нас с Матвеем остался город. Слишком большая ответственность, чтобы ходить полусонным. И нарвался на ломку. Состояние тоже не для работы. Без Эммануила я промучаюсь по полной программе по крайней мере месяц. Не сейчас! Постарался увеличить время между приемами до восьми-десяти часов, потом пытался перейти на что-нибудь полегче. Кодеин, морфий… Как бы не так! Месяц продержался на метадоне. Ломку снимает, конечно, но от него тоже ломка. Смысл? Разве что вреда поменьше.

После Бет-Гуврина скатился обратно, на следующий день, с похмелья. Стимула нет бросать. Доза-то всегда под рукой. «Конь» у меня теперь беленький. Высший класс! Не та коричневая дрянь, которой мы в армии ширялись! Конь белый… [150]

Я не врач, но и не подросток — прекрасно понимаю, куда качусь. Пару раз терпел по полсуток. Сам устраивал себе ломку, с дозой в шкафчике. Но разум здесь — не помощник. Я знал одного человека, который сам слез с иглы. Только одного!

Господь снизошел до моих проблем в январе месяце.

— Колешься?

— Да.

— Завязать хочешь?

— Хочу.

— Тогда пошли.

Мы спустились на нижний уровень цитадели. Наверное, раньше здесь была тюрьма. Темная сводчатая камера. Несколько ступеней вниз и старинная тяжелая дверь. Эммануил открыл.

— Сюда, Марк.

За дверью еще одна лестница. Черные стены, гладкие, словно камень был оплавлен. Темно. Эммануил щелкнул пальцами, и стены начали разгораться алым, как угли на жаровне.

Лестница кажется бесконечной. Внизу — туннель с такими же оплавленными стенами. Очень глубоко, как метро где-нибудь в центре Москвы.

Идем по туннелю. Стены текут и переливаются, как расплавленный металл. Кто это строил? По-моему, не люди.

Шли минут пятнадцать. Туннель заканчивался огромным полукруглым залом перед отвесной каменной стеной. У основания стены — девять высоких дверей. У каждой по два стража: справа джинн и слева китайский сянь. Мертвенно бледна чешуя сяней, а кожа джиннов сияет алым, как стены туннеля. Они склоняются перед Эммануилом.